Интернат (Женщина-апельсин - 2)
Шрифт:
– Красивая русская с раной в боку в доме Хамида устроила танец с кинжалом и проткнула горло большому авторитету из России!– Зигизмунд был очень доволен собой.
– Потише, тебя же в Лондоне слышно!– зашипел Казимир.
– Да все не так было!– сказали им с соседнего столика.– Она зарезала его в постели, он ее хотел изнасиловать, а она сама из полиции!
– Жора, не трави тюльку, если не в курсе!– Это уже от другого столика.– Ее привезли специально, чтобы прикончить Федю Самосвала, он там помешал кому-то в русском правительстве!
Далила
– Жалко девочку, - сказала ужасающих размеров женщина с крашеными рыжими волосами, которая вдруг подошла вытереть столик.– Ее теперь в сундук и за борт! Говорят, она супермодель.– Женщина собрала все стаканы, засунув в них пальцы, и елозила мокрой тряпкой, тряпка слабо пахла хлоркой.
– Ну что за люди, ничего не знают, а так говорят! Это турки наняли агента КГБ, красивую бабу, отличницу боевой подготовки, она убрала шишку-финансиста, он кому-то денег не дал на выборы!– Худой бородатый еврей в круглой шапочке на макушке жестикулировал, стараясь привлечь внимание Далилы.
– Нам пора, - сказал Казимир и первым вышел из кафе, не поднимая головы.
Далила высмеяла конспирацию Казимира и усадила друзей детства на скамейке возле фонтана. На скамейке уже сидела старушка и наблюдала за ребенком у воды.
– Вы говорите по-русски?– спросила Далила у старушки.
Старушка неуверенно улыбнулась и пожала плечами, с интересом наблюдая за ртом Далилы.
– Можно говорить.– Далила почти силой усадила стариков и села между ними.
– Нет, ну что в мире творится, а? Пернуть нельзя, чтобы тебе по-русски...– начал было Зика, но его быстро и громко убедили говорить по существу.
– Это какой-то стамбульский синдром русского присутствия!– не удержалась от диагноза Далила.
Зигизмунд, торопясь и глотая окончания слов, еще раз повторил добытую информацию.
– Ты хочешь сказать, - задумчиво начал Казимир, утирая лоб платком, что русская девочка зарезала большого толстого русского и ее собираются утопить в сундуке, как сказали эти.., эти люди в кафе?
– Ну да! Правда, про железный ящик еще не точно решено, но с предыдущими плохими девочками, у которых вдруг умирал клиент, так и делали! Ночью - в море!
– Ты хочешь сказать, - Казимир стал еще более задумчивым, - что эти люди в кафе!..
Я имею в виду, что они все это знали и нам так и сказали?!
– Ну да, - тихо ответил Зика.
– Тогда зачем ты лишил меня часов и кольца, идиот!– закричал Казимир и попытался вцепиться в Зику, но Далила мешала, отталкивая его руки.– Если все вокруг говорят про это на каждом шагу?!
– Нашелся умник!– закричал Зика.– Бинокль он купил! Пошел бы в кафе, залез на стол и спросил бы про все это громко! Нечего было меня посылать на такое опасное дело!– Зика отодвигался подальше на скамье, пока она не кончилась.
– Мои любимые часы!– Казимир вскочил, оттолкнул руки Далилы и подбежал к Зике.
Они сцепились, упав возле скамейки.
Неотработанный с годами внутренний комплекс вины на почве нереализованных амбиций
***
Хамиду сообщили, что Ева обмерена и одежда будет готова через два дня. В Стамбул прилетел Никитка, секретарь Феди. Он почти ничего не спрашивал, ел мало, спал часа два, съездил в морг и опознал Федю. Потом пришел в комнату, где заперли Еву Курганову, и начал читать вслух. Когда Ева, прикованная наручниками за одну руку к кровати, задремала, Никитка встал и ударил ее хлестко по щеке, не давая заснуть. Ева от неожиданности всхлипнула и в ужасе распахнула огромные синие глаза. Никитка купился: удовлетворенно отвернулся, чтобы пойти к своему стулу, и получил сильно и резко в задницу босой ногой. Он упал, едва успев выставить руки в последний момент. Рукопись рассыпалась.
Никитка сел, тяжело дыша. Ева смотрела весело.
– Что, радость моя, подраться хочешь? Тогда сними наручники. Ты хоть и хроменький, но все же мужчина!.. Давай без обид - один - один?
Никитка поднялся, собрал с пола листки, положил их на деревянный столик с ножками в виде когтистых птичьих лап, подошел еще раз к Еве, чтобы осмотреть повнимательней, хорошо ли прикреплены наручники.
Ева полулежала, поэтому для хлесткой пощечины ступней в красивое лицо Фединого секретаря ей потребовалось сделать легкое и сильное, но почти незаметное движение ногой.
Никитка отлетел к стене, размахивая руками, ударился головой и на секунду потерял сознание.
Он лежал, прикрыв глаза. Ева физически почувствовала ненависть душной волной слабого пота сквозь дорогой одеколон.
– Два - один!– сказала она, все так же тараща глаза.– Еще раз подойдешь близко, счет поменяется! На расстоянии не считается, это я к тому, что, если ты меня сейчас пристрелишь, все равно будет два - один в мою пользу. А если хочешь развлечь, скажи сначала, что читаешь.
– Это роман о великом человеке, Феде Самосвале, - Никитка говорил вполне серьезно, но Еве стало смешно, - зарезанном стамбульской проституткой, офицером милиции.– Руки у секретаря тряслись, он заставил себя сесть на стул.
– Мама родная!– Ева закатила глаза.– Что же это за напасть такая, все пишут, ну все!
– Федя Самохвалов очень любил своего отца!– строго сказал Никитка.
И Ева поняла, что ей читают начало великого романа.
***
Просто сказать, что Федя очень любил своего отца, - это очень нейтрально, потому что любовь в их взаимоотношениях была запрятана. Взрослый мужчина толком не понимал, что ему делать с ребенком мужского пола, когда уже не надо стирать пеленки и вставать ночью укачивать. Мать Феди умерла при родах, многочисленная родня отца женского пола с радостью сюсюкала и опекала крепыша Федю, но образы их стерлись очень быстро из памяти - так теряет подросший человечек воспоминания беспомощного тела.