Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона
Шрифт:
Объект применения силы все так же болтался вниз башкой. Йон внимательно посмотрел на ырку, потом его взгляд скользнул чуть выше, задержался на моей распухшей лодыжке, а затем и вовсе наглым мартовским котом двинулся вверх.
Тут же захотелось одернуть рубаху. Нет, я всегда знала, что профессия с самым коротким рабочим днем — это герой. Но только сейчас до меня дошло, что моя униформа для подвигов — слегка смелая. Конечно, в определенных обстоятельствах можно было бы посчитать ее даже целомудренной: в парилке бани или солярии, например. Но посреди леса щеголять последним
А еще этот исключительно мужской взгляд. Когда вроде бы даже не раздевают глазами, не оценивают… а изучают. И ты понимаешь, что такое исследование — родом исключительно из первобытной древности. Я поежилась, и тут в кустах что-то, а вернее, кто-то фыркнул.
Ветки качнулись и вышла уже знакомая лиса. На ее морде читалось недовольство, словно она застукала благоверного за прелюдией полного и безудержного разврата.
— Она сзади? — не оглядываясь, напряженно спросил Йон. Кто она, оборотень не уточнил, но я и так поняла.
Мне же стало весело. А может, дало о себе знать нервное напряжение? Я расхохоталась в голос. Бесстрашный воин, не убоявшийся огненного пульсара, так бурно реагирует на плешивую лисицу.
— И ничего смешного, — обиделся оборотень. — Пока я тебя искал, она всюду за мной рыскала. Ууу… Треклятая рыжая морда.
Лиса склонила морду набок. Весьма возмущенно склонила.
А я все никак не могла снять с лица улыбку, чтобы спрятать ее за пазуху. Но тут метлу мотнуло, и я не очень ловко качнула поврежденной ногой. Зашипела от боли.
— Давай посмотрю, что там у тебя… — с этими словами Йон подошел ко мне и, отложив меч и лопату, приподнял за талию, а потом ссадил на землю.
— Она не улетит? — Я кивнула на метлу.
— А с чего бы ей улетать? — изумился оборотень. — Она в тебе новую хозяйку признала. Кстати, когда успела ее своей кровью-то напоить?
— Руку ободрала, когда юбку отцепить пыталась, — призналась неохотно.
— А-а-а, — глубокомысленно изрек оборотень. — Тогда понятно. Хотя изделия мастера Найриса всегда были норовистыми, даже при соблюдении необходимых условий могли отказаться подчиняться магу.
— Найриса? Магу?
Пока Ион под недовольное фырчание лисы аккуратно ощупывал мою лодыжку, он пояснил, что когда-то давно летные метлы каждый маг изготавливал себе сам. Да и вообще чародеи древности были теми еще универсалами: не только транспортом самостоятельно себя обеспечивали, но и зельями, инвентарем, предсказаниями опять же. Но потом колдовская наука, как и всякая другая, развиваясь, отпочковала от себя и боевых магов, и предсказателей, и артефакторов. Мастер Найрис был из последних. Его метлы считались самыми быстрыми, но норовистыми. У всех имелась одна отличительная черта — выжженный знак на древке. И даже не цеховой, а личный. Его-то и следовало напитать кровью мага, который хотел управлять метлой.
На мое слабое уверение, что я ни разу не колдунья, Йон лишь протянул: «Ну-ну». А потом добавил, что характер у меня исключительно как у истинной черной ведьмы, вредный и непредсказуемый,
Я собралась было возразить, но, как выяснилось, шкура чесал язык о небо с одной целью: уболтать и отвлечь. В тот миг, когда я, юная и наивная, расслабилась, он цепко сжал лодыжку и вправил вывих. Я заорала так, что встрепенулось не только воронье окрест, но и вся балка. Лиса от неожиданности села на собственный хвост, а Йон отпрянул. Но, оказалось, мой вопль имел не только устрашающий, но и воскрешающий эффект. Ырка очнулся.
Монстр мотнул башкой, повел вокруг осоловелым взглядом и сфокусировался на мне.
— Ы-ы-ы-ы! — завыл он зловеще.
— Убью-ю-ю! — столь же дружелюбно пообещала я оскаленной морде и начала на ощупь искать орудие убиения. Оного под рукой не нашлось, зато обнаружился сапог. Мужской. В комплекте к которому шел оборотень. А довеском к блохастому — меч.
Не поворачивая головы к Йону, я указала пальцем на клацнувшую клыками тушу и хотела уже сказать: «Руби!» — но тут вспомнила, что меч в ржавчине и зазубринах, потому прозвучало:
— Пили!
Тварь поняла, что так просто ей не умереть, и взвыла уже от отчаяния. Йон же, закаленный в боях и не такими серенадами, задумчиво подошел к ырке, занес меч и честно попытался отсечь голову. Зря он не послушал моего совета. Отпилить было бы действительно проще. На пятой попытке усекновения сдался ырка — он просто вырубился. На седьмой — сдалась сталь. Меч сломался. Наши с оборотнем взгляды сошлись на лопате, а потом шкура, включив задний ход, выдал:
— Даже не думай. Нет, девицы иногда игриво называли меня извращенцем, но не до такой же степени, чтобы оттяпать башку нечисти заступом!
— Ну все случается когда-то в первый раз. И отсечение головы лопатой… — Я попыталась приободрить Йона.
Но оборотень приободряться не желал. В результате на рассвете мы вошли в деревню с оглушенным (по дороге глушили еще два раза — лопата все же пригодилась) упырем. Наш бенефис удался.
Детвора и мужичье глазели на связанного ырку, а девки — на щеголявшего голым торсом Йона: оборотень одолжил мне свою рубаху, которую я использовала в качестве юбки. Впрочем, и на меня бросали любопытные взгляды. Я надеялась, что исключительно из-за летевшей рядом метлы. Надеялась, но, увы, верилось в другое. Уж больно высоко, судя по взорам некоторых, располагался черенок. Аккурат на уровне разодранного выреза моей рубахи.
Староста, которого предупредила шумная детвора, поджидал нас у колодца. В его незамутненных глазах сияла кристальная честность, которая дороже денег, и я поняла: раз эта добродетель столь бесценна, значит, старый хрыч готовится торговаться.
До меня донеслись шепотки «бесстыжая девка» и «совсем совесть потеряла». Впрочем, в противовес бабьим замечаниям раздавалось одобрительное мужское хмыканье. Я же думала, что терять совесть и стыд — дело непрактичное, и, как бережливая особа, я такого транжирства допустить просто не могу. Зачем терять, если все это можно выгодно толкнуть с максимальным гешефтом?