Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона
Шрифт:
Зато второй мытник ошарашенно крутил головой сразу за двоих. Дама габаритов смелых мужских фантазий, хлопая ресницами, беззвучно открывала и закрывала рот.
— Пропускать-то будешь? — с напором произнес Йон, пользуясь тем, что страж пока не отошел от случившегося.
Но местный таможенник оказался настоящим профессионалом своего дела: даже в ошалевшем состоянии стребовал на три медьки больше положенного, да еще одну недодал на сдачу. А на вопрос проявившего небывалую рачительность и талантливую актерскую игру Йона уличенный в обмане сборщик даже обосновал размеры мзды:
— Раз ничего с собой нет, надо заплатить за то, что будете ввозить в Ошлу в следующий раз, а вира — за издевательство над пошлинниками! А то, ишь, привычку взяли, ходить с пустыми руками…
За дележом сдачи и торгами охранник как-то подзабыл про «оборотня», что с оглушительным лаем успел проникнуть в город, лишь когда глянул на свою левую руку, в которой так и болталась выгоревшая висюлька, спохватился. Но мы уже успели просочиться через ворота. А вот дама, наконец пришедшая в себя, возопила:
— Почему это их без очереди? Я тут стояла!
Мы же лишь ускорили шаг. При этом мне как добропорядочной горожанке пришлось нести метелку. Я прихрамывала, кривилась от боли в ноге, но терпела. Видимо, терпела недостаточно безмолвно, поскольку Брок не выдержал и со словами: «Держи и тащи!» — отнял метелку и всучил ее Йону.
Оборотень уставился на так полюбившееся мне летное средство с недоумением, словно в первый раз его увидел. Но дракону, казалось, было на это наплевать. Он подхватил меня на руки и понес. Я попыталась возразить, но вместо того, чтобы опустить меня обратно за землю, этот упрямец только цыкнул:
— Не ерзай.
Я смутилась. За мои двадцать четыре года меня на руках носили считаные разы, да и то в основном на занятиях по гражданской обороне в качестве пострадавшего. Манекен наш приказал долго жить — развалился от усердного отрабатывания навыка «вынос пострадавшего из зоны поражения» еще на первой паре. Как итог — я оказалась на месте пластикового Йоси, и когда меня тащили из этой самой «условной зоны поражения», молилась лишь об одном: чтобы добрые одногруппники не раскололи мне голову так же, как и манекену.
А вот сейчас, посмотрите-ка, уже не первый раз тащат на руках. И при этом даже косяки моей головой не считают. Приятно, черт возьми!
Йон, ухмыляясь чему-то, шел чуть позади. Метелка в его руках изображала обычный рабочий инвентарь дворника и даже не порывалась лететь. Уже смеркалось, народу на улицах все прибывало. Зажигались огни. Готовились к уличным выступлениям артисты, собирались толпы зевак.
В животе заурчало, напоминая, что пища духовная лучше всего переваривается с помощью желудочных соков, изрядно разбавленных горячей едой из печи.
На вывеске, раскачивающейся и скрипящей под порывами ветра, изображались куриные окорочка, воздетые к небу. Не сказать чтобы художник был дюже талантлив, но все же его умения хватило на то, чтобы есть захотелось не просто сильно, а отчаянно.
— Может, здесь остановимся? — словно вторя моим мыслям, заметил Йон.
Дракон возражать не стал, а меня, лишенную права самостоятельного выбора направления, и не спросили.
Таверна встретила нас гвалтом, запахом прокисшего пива и чесночным духом. Последний был особенно ядреным и, со слов Йона, должен был отпугивать нечисть, то бишь оборотней. Шкура, увы, пугаться и не думал, первым занял один из пустующих столов.
Брок ссадил меня на лавку, и я смогла осмотреться. Кто попроще — прихлебывал пиво и заедал пену сушеными окуньками, кто побогаче — за отдельным столиком дегустировал бараньи ребрышки с гречневой кашей и вино.
Подавальщица с весьма интригующими формами стиральной доски подскочила к нам буквально через минуту. Она стреляла глазками то в Йона, то в Брока, то с прищуром глядела на меня. А я озиралась украдкой: нет ли в зале новых посетителей?
В вопросе «что заказать?» мы сошлись на каше со шкварками и сбитне. Йон, придержав у себя несколько серебрушек, щедрой рукой высыпал на столешницу погнутые медяки — сдачу пошлинника.
Увидев монеты, которые наверняка были ровесницами прадедушки подавальщицы, местная официантка погрустнела. Впрочем, поубавившийся энтузиазм девицы ничуть не сказался на скорости, с которой она принесла еду.
Комнаты располагались на втором этаже. Скрипучая лестница, неструганые дубовые перила, основным достоинствам которых являлась надежность, запахи пота, браги и мокрых половиц — эта таверна на одну ночь должна была стать нашим домом. Впервые я поймала себя на мысли, что спать в лесу мне нравилось гораздо больше.
Я всегда не любила резкие запахи. Порой кривилась от слащавых духов или синтетической лимонной отдушки, которую производители порошков выдавали за «истинную свежесть цитрусов». Даже ароматы дорогого парфюма и изысканных сигар заставляли меня морщиться. Но я терпела. Когда за душой ни гроша, тебе приходится часто улыбаться и мириться с обстоятельствами.
Но сейчас я могла позволить себе то выражение лица, которое хотела, и скривилась. Брок недоуменно посмотрел на меня. Пришлось пояснить:
— Запах…
— Да, здесь тот еще душок, но ночью будет гроза. Распахни окно, как только она закончится, станет легче.
— Откуда ты знаешь? — обернулась уже у двери комнаты, которую мы сняли на ночь. Одну на троих. Дело не в жадности. Просто мест больше не оказалось. Нам и так досталась последняя каморка: накануне-то ярмарки. Завтра даже на улице под забором за места в тени будут гнутую медьку брать.
Когда все же перешагнула порог, лишь хмыкнула. Даже я понимала, что два серебра за этот клоповник — многовато. Хотя хозяева на свой манер позаботились о комфорте. Ножки обеих кроватей стояли в тазиках с водой, чтобы блохи с пола не запрыгнули на ложе. Пол был подметен. От одной из постелей даже потом почти не разило.