Интервью под прицелом
Шрифт:
Андрюшина пребывала в состоянии, близком к обморочному: не могла никак решить для себя, что страшнее — прервать прямой эфир или позволить Голобродскому сыпать фамилиями. В любом случае придется отвечать. С другой стороны, вот эти прямые репортажи с московских улиц — это ведь не ее собственная придумка, все одобрено вышестоящим начальством, и уже неоднократно в эфире их телеканала звучали жалобы на несправедливость. Но вот с такими жесткими обличениями (именно обличениями, а не жалобами) Екатерине еще не приходилось сталкиваться, обычно люди робели перед камерой, сами боялись сказать что-то лишнее, упрекнуть в своих бедах конкретного чиновника.
Краем
Прерывать эфир было уже бесполезно: обвинительную речь Голобродского снимали уже с пяти точек. А старик все не унимался:
— Как стало известно нашей комиссии, ангары, в которых ведется производство фальсифицированных медикаментов, отравляющих жизни наших сограждан, находятся на территории военного ведомства. Генерал Олег Петрович Красников, в чьем ведомстве находятся данные территории, наотрез отказался от встречи с нашим представителем, а его подчиненные или напуганы своим начальством, или также имеют свою долю с преступной прибыли…
Тем же прекрасным весенним утром, когда Зося к десяти часам пришла по новому месту своей работы, ее вызвал в свой кабинет Шарагин:
— Зосенька, дорогая! Я прошу вас сегодня же принести документы, испытательный срок вы прошли блестяще.
«Ах, это, оказывается, был испытательный срок!» — усмехнулась про себя Зося Силкина, но вслух сказала:
— Хорошо, Даниэль Всеволодович, какие документы от меня требуются?
— Паспорт да трудовая книжка, если у вас нет ИНН — сделаем, ну и страховое пенсионное свидетельство. А как вам нравится работа у нас? — неожиданно перевел разговор Шарагин.
Зося замялась, потом улыбнулась:
— Нравится-нравится, приятная работа.
— Думаю, с завтрашнего дня повысить вас в должности.
— О! — только и смогла вымолвить Зося, пораженная этим внезапным карьерным ростом.
— Вот вам и «о», — передразнил ее Шарагин и засмеялся мелким, неприятным смехом. — Сотрудник вы аккуратный, внимательный, толковый, то, что нам необходимо.
— И как будет называться моя новая должность? — полюбопытствовала Зося.
— Ну, название должности пусть таким и останется — администратор, но несколько изменится круг обязанностей и ответственности. — Предупреждая Зосино удивление, Шарагин продолжил: — Разумеется, увеличится и ваш оклад…
После окончания рабочего дня Зося Силкина поспешила к своим свекрам, чтобы сообщить новые обстоятельства дела. У нее не было и капли сомнения, что на складе у Шарагина готовится какая-то махинация, а ее оформление в штат после недели испытательного срока, да еще и повышение в должности, а точнее, расширение ее должностных обязанностей обозначает лишь то, что Даниэль Всеволодович собирается ее использовать.
Ее и так смущало, что она подписывает под свою ответственность различные документы, но теперь речь шла о более серьезных вещах. Во-первых, она принесет свои документы, и ее официально оформят администратором, то есть она станет должностным лицом. Во-вторых, при этом с ней по-прежнему никто не согласовывает, какие медикаменты куда отвозить, а просто дают бумагу на подпись. Раньше это не имело никакой юридической силы в случае ревизии или иной проверки: она же не была оформлена. Но что будет теперь?..
Мучимая этими вопросами, возбужденная Зося ворвалась в квартиру Силкиных и начала с порога рассказывать свои новости. Однако казалось, что старики ее не слушают. Мария Александровна плакала, а угрюмый Иван Никифорович молча капал в рюмку кардиамин.
Зося замолчала, в надежде что ей объяснят причины такой встречи, но у Марии Александровны сил не было на разговоры, она только вяло махнула рукой в сторону работающего телевизора. Сняв сапожки и расстегнув плащ, Зося прошла на кухню и замерла как вкопанная перед телевизионным экраном. Там Елисей Тимофеевич Голобродский рубил рукой воздух и рассказывал в камеру о работе своей комиссии, вот он уже назвал имена Пахомова и Колодкина, начал говорить про Красникова — и вдруг неожиданно запнулся, схватился рукой за сердце и начал медленно оседать. После чего бодрый телевизионный комментатор приступил к своему рассказу, а Мария Александровна выключила звук телевизора и бросилась на шею к невестке с рыданиями:
— Горе-то какое, Зосенька! Какое горе…
— Успокойтесь, успокойтесь, Мария Александровна, — растерянно повторяла молодая женщина, сядьте, выпейте воды, отдышитесь, а потом уже все мне расскажете. Иван Никифорович, вы себя как чувствуете? И что случилось с Елисеем Тимофеевичем — сердечный приступ? Он сейчас в больнице?
— В морге он сейчас! — глухим голосом ответил ей Силкин и плюнул на возню с кардиамином, открыл холодильник и вынул закрытую бутылку самой обычной водки: — Помянуть надо.
Зосю удивило, что обычно противница алкоголя Мария Александровна согласно закивала в ответ и, не сдерживая слез, достала из кухонного шкафчика три стопки.
Силкин взял стопку и произнес:
— Вечная память тебе, Елисей! И вечная слава! Всю войну прошел, столько наград собрал, до таких лет дожил и людям и стране лишь добро и пользу приносил, а вот глядишь — мирная жизнь иногда пострашнее войны оказывается. Там известно, кто друг, а кто враг, — а тут тебя прохожий посреди белого дня на центральной площади зарежет, а все будут стоять и смотреть, да еще и на пленку записывать, чтобы вечерними новостями с места событий свой сраный рейтинг поднять. Вечная память! — повторил он и лихо выпил не чокаясь.
Зося никак не могла понять, что же происходит, она отобрала у Марии Александровны телевизионный пульт и вернула звук телевизору.
— …Ветеран погиб в тот самый момент, когда давал интервью столичному телеканалу, и это была не случайная смерть и не сердечный приступ, Голобродского убили во время прямого эфира.
На экране мелькали какие-то носилки, машина «скорой помощи», милиционеры, журналистка Андрюшина, мрачный пожилой врач, который грустно качал головой и бормотал, что помочь уже нечем, смерть наступила мгновенно.
— Как, в прямом эфире?! — ахнула Зося.
Мария Александровна ответила ей сквозь слезы:
— Да это запись уже, четвертый раз повторяют, и по другим каналам — тоже.
— А когда это произошло?
— Днем, часа в три, Елисей действительно давал интервью, только как его ни спрашивали про войну, он рассказывал обо всем том, что нам удалось узнать — и про Тоцкую, и про Красникова.
Зося выпила водку, даже не заметив ни ее вкуса, ни крепости, растерянно и совсем некстати сказала, лишь бы не молчать: