Интервью под прицелом
Шрифт:
Екатерина Андрюшина вначале и правда хорохорилась, никак не могла привыкнуть к новой роли — когда вопросы задает не она. Пыталась взять инициативу в свои руки, спрашивала, какую линию разрабатывает следствие. Но Светлана не обращала внимания на то, что выходило за рамки допроса, она медленно, но упорно повторяла свои вопросы и не слышала встречных.
— Екатерина Геннадьевна! При первом допросе вы показали, что у вас была договоренность о встрече с Голобродским.
— Да.
— Это была его или ваша инициатива — снять мини-интервью.
— Разумеется,
— Вы встречались с Голобродским до съемок?
— Нет, это было незачем, мне его рекомендовали, мы с ним беседовали только по телефону — уточнили место и время съемок.
— Кто вам его рекомендовал?
— Ой, ну какая разница! Просто я искала ветерана, вменяемого, дееспособного, с наградами, это мог оказаться кто угодно.
— Кто вам его рекомендовал, Екатерина Геннадьевна?
— В Обществе ветеранов… — вздохнула Андрюшина.
— Кто конкретно?
— Боюсь, не назову. Какой-то секретарь, на телефон ответивший. Он и не представился даже, по-моему. Я попросила порекомендовать кого-нибудь, он назвал три фамилии — они у меня в блокноте записаны. Но я сама выбрала из них Голобродского. Точнее, первому ему позвонила. А он согласился. Остальные мне и не понадобились.
— Накануне, разговаривая с Елисеем Тимофеевичем, вы обозначили круг вопросов?
— Да, в этом все и дело. Мы договаривались совсем о другом, по нашим предположениям, ветеран должен был рассказать о своих военных подвигах и наградах, а вместо этого он понес какую-то чушь про коррумпированных чиновников.
— Почему же чушь?
— Да потому что! Я вам в который раз объясняю, мы договаривались, что наше интервью будет посвящено совсем другим темам. Это же прямой эфир! Вам этого не понять. Это такая ответственность, такая напряженная работа. Я бы сама убивала тех, кто срывает прямые эфиры!..
— Очень интересная версия! — без тени улыбки отозвалась Светлана.
Однако тележурналистка почему-то хихикнула:
— Ну да, конечно! Сейчас вы меня обвините в том, что я убила несчастного старика за то…
— Екатерина Геннадьевна! Вас пока никто ни в чем не обвиняет, я вам напоминаю, что это официальный допрос, а не очередное интервью в вашем виртуозном исполнении. И протокол веду я, а не вы на диктофон записываете, чтобы потом отчитаться перед телезрителями. Вы свидетель убийства, и ваш гражданский долг — помочь следствию, а не упражняться в остроумии на допросах.
— Да-да, извините… — смутилась Андрюшина. — Это нервное. Действительно, у меня на глазах убили человека, это ужасно. Скажите, а мне как свидетелю преступления ничего не угрожает?
— Будем надеяться, что нет, — ответила невозмутимая Светлана. — Давайте продолжим.
— Давайте, — уныло согласилась Екатерина, видимо, мысль о том, что быть свидетельницей убийства не столь безопасно, не приходила ей раньше в голову. Последние дни она только и думала, насколько поднимется ее рейтинг в глазах коллег и телезрителей.
— Вы находились в непосредственной близости от убитого. Можете описать тех, кто окружал вас?
— Ну коллеги мои были — с НТВ, например, и с других каналов также, да вы же их всех задержали как свидетелей и допрашивали, что я вам нового скажу?
— Екатерина Геннадьевна, — терпеливо продолжила Светлана Перова, — мы, кажется, договорились, что вопросы здесь задаю я. Опишите, пожалуйста, всех, кого вы приметили поблизости от места происшествия.
— Ну хорошо! Был мой оператор — Сергей Журавлев, но он вряд ли что видел вокруг, он только Голобродского через глазок камеры наблюдал. Я сначала стояла рядом с Елисеем Тимофеевичем, потом отошла к оператору.
— Зачем? — удивилась Светлана.
Екатерина замялась:
— Дело в том, что я хотела Голобродскому подать знак, чтобы он закруглялся со своими откровениями. Но он меня даже не замечал.
— Значит, вы должны были видеть тех, кто был в непосредственной близости от убитого.
— Да я больше по сторонам глазела, — виновато призналась Екатерина. — Приметила, что конкуренты понаехали, Василий Пчелицын был с НТВ, он сам и оператор, и корреспондент. Репортер года, такое ощущение, что у него агенты повсюду. Можно подумать, ему было интересно интервью ветерана, а вот когда Голобродский начал про преступления рассказывать — так Пчелицын сразу прикатил.
— Кого вы еще можете назвать?
— Ну знакомых больше не припомню. Так, телевизионщики. Газетчики тоже были. А вообще… ну обычные люди вокруг — толпа.
— Вот и опишите мне, пожалуйста, кого вы запомнили из толпы…
«Да, Александр Борисович был прав: разговаривать с этой дамочкой довольно тяжело, и будет ли толк — неизвестно. Надо фоторобот подозреваемого составлять, а эта милочка никого даже припомнить не может, кроме коллег. Угу, „обычные люди… толпа…“ — мысленно передразнила ее Светлана.
Василий Пчелицын оказался куда более внимательным и толковым. Он назвал еще три фамилии присутствующих коллег. Сказал, что снимали это интервью шесть или семь операторов. Назвал четыре телекомпании, на которые обратил внимание в тот день. Хотя внимательность его тоже ограничивалась сферой профессиональных интересов. В основном он сопоставлял и оценивал ракурсы съемки у коллег-конкурентов. Посторонних людей не запомнил. Впрочем, если они и были, то было их — по словам Василия — совсем немного. По крайней мере, в непосредственной близости от полковника-ветерана. Это было уже интересно. Однако проверка телекомпаний, их сотрудников, просмотр отснятого материала — все было впустую. И ни на одном кадре не было ни единого персонажа, которого можно было бы заподозрить в совершении преступления.