Интервью под прицелом
Шрифт:
— Генерал-майор ошибается! — ответил Корневич. Сказать, что его начальник врет, он все же не смог, офицерская этика ему не позволяла так отзываться о генерале.
— Допустим, что в этом вопросе Красников и ошибся. Но как вы объясните тот факт, что генерал-майор Красников в своих показаниях утверждает: именно вы были инициатором заключения договора с фирмой «Параллакс» и именно вы познакомили его с Анастасией Сергеевной Тоцкой… А?
Корневич молчал и внешне оставался совершенно безмятежным, однако он был в бешенстве. Такие откровения генерала он расценивал как предательство. Давнего своего знакомства с семейством Тоцких он и не думал скрывать,
— Владимир Викторович, — окликнула его Светлана, — вы будете говорить?
— Да, — вдруг широко улыбнулся Корневич. Он представил себе, какие лица будут у его подельников, когда их призовут к ответу.
Светлана Перова удовлетворенно кивнула головой:
— Итак. В каких отношениях вы состояли с Тоцкой Анастасией Сергеевной?..
Бывалый следователь Светлана Перова надеялась услышать правдивый ответ о взаимовыгодных денежных отношениях между Тоцкой и офицером — и только. Однако Корневич признался не только в этом. Решив говорить, он не стал увиливать, а, наоборот, начал рассказывать все в подробностях и красках.
С Анастасией Сергеевной Тоцкой его связывали давние любовные отношения, правда, это не мешало Тоцкой иметь в любовниках и генерала Красникова, и других высоких ее покровителей.
Корневич говорил, не прерываясь, будто боялся передумать. Он показал, что получает деньги непосредственно от Анастасии Тоцкой, и не только за то, что покрывает дела ее фирмы на территории военной части, но также она дает ему довольно весомые суммы в качестве оплаты мелких поручений частного характера. Одним из таких поручений была передача наличных средств генерал-майору Красникову, и реальные цифры сильно отличались от тех финансовых документов, которые Красников предъявил военному следователю Пиявкину.
Также Владимир признался, что именно от Анастасии Сергеевны через ее сына Германа поступила просьба ликвидировать ветерана Великой Отечественной войны полковника Голобродского.
Светлану в этих откровениях шокировало именно словечко «ликвидировать», как Корневич называл совершенное им убийство. Владимир, чья психика была явно покорежена участием в двух чеченских кампаниях, вовсе не считал себя преступником или убийцей, он всего лишь был военным, исполнявшим приказы своего командования. И плевать, что теперь командовала им взбалмошная дамочка, жадная до больших грязных денег и сомнительных удовольствий. Приказано «ликвидировать» старика — боевой офицер приказы не обсуждает. Приказано замести следы и имитировать парочку несчастных случаев для устранения ненужных свидетелей — также не обсуждается…
Поддельный испанский кинжал, кстати, действительно оказался ни при чем: смертельный удар Голобродскому был нанесен обыкновенной заточкой. Воспользовавшись суматохой около упавшего ветерана — пока окружающие еще не поняли, что на их глазах произошло убийство, а думали, что старик попросту плохо себя почувствовал, — убийце удалось совершенно спокойно уйти незамеченным. В соседнем переулке Корневича ждала оставленная машина, на которой он и уехал; орудие убийства выкинул в Москву-реку с моста — место может указать.
— Как вы узнали, что Голобродский будет давать интервью телевизионщикам?
— Об этом мне ничего не было известно. Я просто следил за стариком несколько дней, знакомясь с местами, где он бывает, снимал их на камеру для себя. Дома пересматривал, думал, выбирал. И тогда — с самого утра, когда Голобродский вышел из дома, — я отправился за ним, выжидая удобного момента для ликвидации.
— Вряд ли съемки в прямом эфире можно назвать удобным моментом… — удивилась Светлана.
— Я принял решение не медлить, когда Голобродский начал сыпать фамилиями, он назвал и Тоцкую, и Красникова, его было необходимо остановить — любой ценой.
— Кстати, а какова же цена человеческой жизни? За какую сумму вы согласились убить ветерана войны, который полвека назад готов был отдать собственную жизнь, лишь бы следующее поколение — то есть вы — жило счастливо?
— Зря вы меня совестите, я и сам ветеран войны, правда иной. Как вы верно заметили, поколение совсем другое. А цена вопроса… Герман мне виллу пообещал в Испании на побережье да «мерседес». А по завершении всех дел — ну и со свидетелями тоже — вид на жительство в той же Испании.
Этим утром Анастасия Тоцкая решила все же заняться выбиванием отчета из Германа. С тех пор как сыночек ее вернулся из Испании, он всячески увиливал от разговора о деньгах, сначала просто говорил: «Мама, не грузи!» — потом начал отнекиваться, что все его мысли, мол, заняты исключительно подставой, которую он придумал провернуть с фирмой «Реливер», и ему сейчас вовсе не до денег.
Однако Анастасии всегда было дело до денег, как до своих, так и до чужих. Деньги она любила и умела их считать. Она была превосходным бухгалтером, все их внутренние документы всегда были в идеальном порядке, не хватало лишь самой наличности, задержавшейся на испанских счетах. Герман уверял, что все миллионы очень грамотно и надежно пущены в ход, рассказывал, что он покупал недвижимость, причем целыми городками. В Испании для этого не требуется гражданство, деньги куда более надежный документ.
Анастасия полностью доверяла сыну и не сомневалась в том, что контролирует его, как и в ранней юности, и вряд ли он рискнет ее обмануть или хотя бы подвести. Но оттягивать расчет было бессмысленно. К тому же Анастасию беспокоило, что в данном случае речь идет не о семейных накоплениях, а об общей казне, за которую именно она должна отчитываться и перед Пахомовым, и перед Минковым. Афанасий Леонидович Пахомов уже прекратил мягко намекать, а говорил в полный голос, что хватит уже деньги накапливать да полоскать в заморских прачечных, пора уже их легализовать, поделить и начинать тратить.
Герман крепко спал в это ранее утро, мать поначалу не смогла его добудиться и решила взяться за дело самостоятельно.
Она никогда не задумывалась, насколько этично заглядывать в комнату сына без стука или проверять содержимое его карманов, вмешиваться в его разговоры с приятелями или в отношения с девушками.
Анастасия относилась к сыну как к своей собственности. Ну да, последнее время он жил далеко от мамочки, отбился от рук, начал капризничать и своевольничать, но это ничего не меняет. Сейчас он у нее дома — в их загородном гнездышке под Чеховом — и со временем снова привыкнет к ее опеке и постоянному контролю. Как же иначе?