Интервью под прицелом
Шрифт:
Поэтому, когда старинный приятель по просьбе «прекрасной дамы», перед которой Владимир тоже ощущал себя в долгу, попросил помочь по старой дружбе, да к тому же не бесплатно, Корневич не раздумывал ни секунды.
Допросы в Матросской Тишине продолжались.
— Где вы были в прошлое воскресенье?
— Светлана Петровна! А можно задать вопрос конкретнее, я тут счет дням потерял в изоляторе, а вы меня про какое-то воскресенье спрашиваете.
— Хорошо, задам вопрос иначе: где и с кем вы провели пятнадцатое мая? Напоминаю, что это было воскресенье, и на службе у вас был выходной.
— Ах вот как! Действительно, если вы говорите, что у меня был выходной, значит, все проверили. А раз у меня был выходной, значит, я отдыхал. — Владимир Корневич довольно улыбаясь, откидывался на стуле.
К нему приводили свидетелей всех его преступлений для очных ставок…
— Екатерина Геннадьевна, посмотрите внимательно: вы знаете этого человека?
— Я с ним не знакома. Но видеть его мне доводилось.
— Где, когда, при каких обстоятельствах?
— Шестого мая на съемках «народного репортажа» у памятника Маяковскому.
— Что делал этот человек?
— Стоял рядом с пенсионером Голобродским, который давал интервью. Снимал его на камеру со спины. Потом подошел вплотную. А Голобродский за сердце схватился, упал как подкошенный. Ужас! А этот мужчина, — Андрюшина подбородком кивала на Корневича, — исчез тут же. Я и не заметила даже, как он испарился…
— Хе-хе, — хмыкал обвиняемый. — Да, я просто Коперфильд какой-то. Исчез. Испарился. На глазах изумленной толпы. А вы спросите у нее, спросите, Светлана Петровна: видела ли она, как я резал бедного дедушку? Как ножичком — стилетом псевдостаринным — размахивал? А?..
— Вас Алексеем зовут?
— Да, Алексей Жигулев.
— Вы работаете, учитесь?
— Учусь в школе еще. Осенью в одиннадцатый пойду.
— Скажите, вы уверены, что на платформе Матвеевской вы видели именно этого человека?
— Абсолютно уверен. Я его хорошо рассмотрел. И не забыл, потому что ассоциация возникла: шрам мне фильм напомнил. «Место встречи…». Про бандитов. А тут он деда старого под электричку и толкнул.
— Что вы на это скажете, Владимир Викторович? — поднимала брови Светлана Перова.
— А что скажу? Скажу, что фильм на юношу чрезмерное впечатление произвел. Никого я не толкал. Если и задел в толпе кого, то без злого умысла. А про «деда» вообще ничего не знаю. Вошел спокойно в вагон. Тут пробежал машинист вдоль поезда (говорят, плохо кому-то стало), разогнал всех по местам — и тронулись…
— Назовите себя, пожалуйста.
— Лапкина Ирина Львовна.
— Кем и где вы работаете?
— Медицинской сестрой в Пироговской больнице.
— При каких обстоятельствах вы встречали этого человека?
— Да только один раз я и видала его. В больнице у нас. Где ж еще?
— А почему запомнили-то?
— Так я дежурила, как обычно. А он в неположенное время по коридору прошел. Я его еще окликнуть пыталась, а он и не слышал будто.
— А потом?
— Свернул за угол и вышел на лестничную клетку. Там у нас лестница…
— Вы кому-нибудь сообщили?
— А что сообщать-то? Он в халате был. Думала, может, врач из соседнего отделения.
— А почему же он запомнился.
— Так говорю же. Поздно было. Уже народ разошелся. Да и шрам приметный…
Корневич снова веселился:
— Я не с подушкой в руке разгуливал?
И объяснял Перовой:
— Заходил я в больницу. Врача искал. Сердце пошаливает в последнее время. Но, как уже сказано было, опоздал. Все разошлись уже.
— А зачем по коридорам ходили, если врачей не было?
— А это не я сам хотел — нужда, простите, заставила. В туалет захотелось, не обессудьте за интимную подробность, вот и рыскал в поисках. Я там даже пациентку одну напугал, кажется. В дамскую уборную едва не вломился. А тут эта старушенция. Она, часом, не померла? А то вы и ее на меня решите повесить. С вас станется…
Казалось бы, под давлением неопровержимых улик подозреваемый неминуемо должен был расколоться. Но Корневич и не думал сознаваться в содеянном.
Да, ему предъявили обвинение в убийстве. И во втором. А теперь и покушение на третье шьют. Но на самом деле-то прямых доказательств против него у следствия не было. Оружия они не нашли и вряд ли найдут. Ну видеокамеру обнаружат, косвенно подтверждающую слова журналистки, — так у нас снимать праздники никто не запрещал. А пленки нет. Не получилась запись. Бывает. Ну опознали его другие свидетели, да, его видели на месте преступлений, но за руку же никто не поймал! В больнице он оказался совершенно случайно. Говорил же: хотел узнать, когда врач принимает, но передумал. Время было позднее. И в лес за грибами ездил. Так вон сколько народу-то ездило! Всех сажать будете? Кого-то толкал? Упаси боже! Он даже не видел, что происходило на перроне. Старик чуть под поезд не упал? Так дело житейское: пожилой, погода жаркая, голова закружилась. Подростки же детективов насмотрелись. Поменьше перед телевизором штаны просиживать надо…
Турецкий собрал совещание, на которое пригласил также военного следователя Пиявкина. Требовалось решить — каким образом заставить Корневича говорить. Нет, конечно, он не отмалчивался, однако и в совершении убийств признаваться не спешил.
— Анатолий! — обратился Турецкий к Пиявкину. — А что у нас рассказывает генерал-майор Красников?
— Да ничего нового, Александр Борисович! Говорит, что сдавал заброшенные ангары в аренду, о производстве лекарственных препаратов вместо их утилизации он и знать не знает. Финансово-отчетные документы по аренде предъявил, но там значатся какие-то копейки, наверняка имеется и черная касса. Продолжаем работать.
Рюрик Елагин подал идею:
— А если у генерал-майора поспрашивать, кто непосредственно курировал данные объекты? Он же с удовольствием за это схватится и начнет валить все на подчиненных — вот и будет повод Корневича зацепить.
Идея Рюрика оказалась не только интересной, но и вполне продуктивной.
Через два дня Светлана Перова зачитала Владимиру Корневичу несколько цитат из показаний Красникова.
— Видите, Владимир Викторович! Генерал-майор утверждает, что данный ангар курировали именно вы, а не просто замещали полковника Власенко во время его болезни. Оказывается, и при Власенко ответственность за этот объект была на вас. Как вы сможете это объяснить?