Interzone
Шрифт:
Но в ответ тишина. Мои нервы сдают, и я, почти взвизгнув, истерически кричу: «Вы где, вашу мать?» В коридоре раздается странный звук, будто кто-то вздохнул со стоном.
— Туда! — Командует Джеймс, указывая на классы.
Первая комната — пусто! Вторая — пусто! Последняя!
И тоже пусто…
— Никого, — удивленно обращаюсь к Джеймсу. Он так же растерян, как и я. Обойдя меня, он смело проходит в комнату, будто кто-то обнаружится сейчас.
Я вхожу следом. Окна обращены к забору, возле которого расставлены строительные фонари, под ними стоит вся наша бригада.
— Гарри! Гарри! Здесь никого! — Говорю я в рацию.
Она красной лампочкой показывает, что слова проглочены и отосланы в эфир, но в ответ ничего.
— Кажется, рация сломалась. У вас есть? — Я расстроено обращаюсь к Джеймсу.
Он мотает головой. Вот ведь! Решаюсь привлечь внимание нашей бригады, чтобы пришли на подмогу. Подхожу к окну и поднимаю руки, начиная махать Гарри, что бы заметил и в ответ прислал кого-нибудь. Но я застываю в ужасе с поднятыми руками: там возле подрывной машинки рядом с Гарри стоит женщина.
Нет.
Там стою я и смотрю на себя в бинокль.
— Китти, там кто-то есть! — Джеймс бесцеремонно дергает меня за руку, я ошалело оборачиваюсь к нему. Джеймс смотрит в коридор, вытянувшись, будто по струнке. А затем в здании что-то падает с грохотом балок и звуком рвущихся струн. Первая мысль: сдетонировал провод. Джеймс срывается с места, позабыв обо мне. Не понимая, что происходит, я кидаюсь следом. Он выбегает в коридор, перепрыгивая через шнуры. Луч фонаря скачет впереди.
Я отстаю. Меня накрывает жуткая паника. Не соображая, что происходит, я бегу за Джеймсом, который в пару прыжков оказывается в конце левого крыла и с криком «Стой» исчезает в комнате. Затем удар, и тишина. Я, обезумев, влетаю в комнату и застываю: на полу валяется фонарик Джеймса, в полу среди переломанных досок зияет дыра, а вокруг столы со старыми швейными железными машинками. Я потрясенно оглядываю помещение. Такого класса в школе не было! Не было! Я помню.
— Джеймс? — Хочу позвать, но не выдаю и звука, только, как рыба, открываю рот. Я онемела от шока.
Медленно подхожу к дыре и поднимаю фонарик. Чертовски страшно заглядывать внутрь, вместо этого я обвожу лучом комнату.
Боже… Все машинки Зингер! Старые, кованные, с ножным махом. На такой шила моя мама в детстве. Они стояли покрытые толстым слоем пыли, забытые во времени. Откуда они взялись? Я здание школы знаю от и до, по несколько раз я проходила с Гарри все закладочные места. Здесь была пустая комната! Теперь же класс наполнен тремя рядами немецких машинок.
Я, наконец-то, набираюсь духу — заглянуть в дыру.
Почти крадучись, со скрипом половых досок, что странно, так как перекрытие не должно себя так вести — заглядываю в дыру, светя вниз фонариком. Сначала свет выхватывает столб танцующей пыли, а затем я вижу обломки, под которыми кто-то шевелится. Мой голос моментально возвращается:
— Джеймс! Джеймс! Ты жив?
Доносится стон, усиленный эхом.
— Я иду! Сейчас спущусь! Потерпи!
Бог с ними — с этими машинками! Монтгомери провалился в дыру. Скорее всего, переломал ноги или позвоночник. Я снова пытаюсь вызвать Гарри. Рация хрипит, но
— Китти! Китти! Ты где?
— Дауд! Прием! Прием!
— Китти!
— Я в здании! Гарри упал! Он, наверное, переломал ноги! Все на подмогу! — Я моментально вспоминаю план здания. — Спортзал! Дауд! В спортзал! Срочно!
Я разворачиваюсь и кидаюсь через коридор к лестнице. Сердце ожило, страх поутих от тревоги за Джеймса и от радости, что рация заработала. Сейчас придут парни и помогут! Пару раз оступившись и задев провод, чуть не упав на повороте, я наконец-то достигаю спортзала.
— Джеймс! Я тут! Я вызвала парней!
Я врываюсь в помещение, в который ведет взрывной шнур; тут заложено несколько килограммов динамита у несущей стены в основании. Помещение с пустыми скелетообразными коробами от бывших зрительных трибун. Высокие окна пропускают достаточно света от луны и наших фонарей. На полу, где должна быть куча обломков, а под ними стонущий Джеймс, нет ничего. Я направляю луч на потолок — он цел.
Не поняла…
Разве я ошиблась? Как так?
Вдруг со стороны трибун идет шевеление. Я дергаюсь с криком и резко направляю свет фонарика. Я замираю, ибо это невозможно: там стоит девочка лет четырех и жмется к стальной опоре. Глазастая, в летнем платьице; она смотрит на меня и тоже испугана происходящим, как и я. Сердце подает неведомый мне материнский инстинкт. Что она здесь делает? Потерялась?
— Эй! Не бойся! Ты кто?
— Эмма.
Ее голос плаксивый, что у меня внутри всё скручивает от жалости.
— А я Китти. Эмма, что ты тут делаешь?
Я пытаюсь рассмотреть в темноте хоть что-то, найти рациональное объяснение происходящему. Но мозг отупел и не выдает ничего логичного.
— Живу…
Что? Я еще больше удивляюсь. Как сюда проскользнул ребенок? Она действительно здесь прячется? Как парни не могли не заметить бродяжку? Но она не выглядит бездомной… Разве что платье слишком прохладное.
— Тебе не холодно, Эмма?
Она кивает и сильнее прижимается к железной опоре, уйдя чуть больше в тень. Я, не раздумывая, расстегиваю комбинезон и стаскиваю с себя тонкую кофту, оставаясь лишь в одной нижней майке без бюстгальтера.
— На, надень! Ты согреешься!
Я протягиваю ей одежду, наблюдая, как она борется с желанием довериться. Чтобы успокоить себя и ее, начинаю тихо говорить, оглядывая целый потолок.
— Ты не слышала, как здесь мужчина упал? Грохот был сильный! Здесь должен быть пролом. Но его нет! Мой друг упал в дыру в поле. И повредил ноги.
— Здесь никого нет, кроме нас. — Девочка, наконец-то, подходит и забирает кофту, постоянно опасливо косясь в мою сторону. — Спасибо.
Когда она подходит, я теперь могу ее рассмотреть и поразиться насколько она маленькая, милая и чумазая. У нее большие глаза с длинными ресницами и темные волосы, забранные в лохматые косички. Сколько ей? На вид не дашь больше шести.
— Ты давно здесь? Как ты сюда пробралась? Здесь есть какой-то ход под зданием?
Девочка смотрит на меня, будто я говорю с ней на другом языке.