Интимные тайны Советского Союза
Шрифт:
Следом Венгрия, страна, где «женщины, не столь развращенные, как румынки, уступали с позорной легкостью» [48] . Темноволосые, темпераментные венгерки, облагороженные легкостью поведения, передаваемого по наследству еще от тех времен, когда страна входила в Австро-Венгерскую империю, в которой царил культ еды, музыки и наслаждений, были открыты эросу. Он приходил к ним в разные годы, то в обличье крепкого мужика, то оборотистого хозяина, то элегантного господина своих же кровей, а теперь вот солдата из России, гнавшего немца на запад, и давал любой женщине – селянке, аристократке, красавице и уродке, молодой или солидной матроне – счастливый шанс в полной мере ощутить себя женщиной,
48
Там же, с. 107.
Австрия, третья в ряду сексуальной отзывчивости. «Австрийки не оказались чрезмерно неподатливыми. Подавляющее большинство крестьянских девушек выходило замуж „испорченными“. Солдаты-отпускники вермахта чувствовали себя как у Христа за пазухой. А уговорить жительницу Вены труда не составляло, если вы просто галантны» [49] . Такой менталитет – наследство все той же австро-венгерской монархии, особой венской культуры, открытой разным языкам и влияниям и впитавшей в себя нравы и особенности сексуального поведения, пришедшие из Черновиц, Германштадта, Триеста, Праги и Будапешта и расцветшие на австрийской ниве. По стечению обстоятельств, в свое время в Вене творил Зигмунд Фрейд, подаривший миру понятие «либидо», и это стало определенной торговой маркой австрийской женщины, как правило, не осознававшей этого, но остро чувствующей по Фрейду зависть к пенису.
49
Там же.
С запада в наш рейтинг вклинилась Италия 45-го года, которую извращенный Курцио Малапарте представил как знамя: «истинное знамя Италии – не трехцветное полотнище, а половые органы… И весь патриотизм итальянского народа там, ниже лобка» [50] . Американские солдаты вволю насладились гостеприимством итальянок. По крайней мере, американцы были защищены презервативами, чего не хватало немцам, когда они там видели себя хозяевами. В руки советских генералов попал приказ по германской армии, в котором говорилось о срочных поставках больших партий презервативов для группы войск в Италии, где резко вырос процент венерических заболеваний среди немецких солдат.
50
Малапарте К. Шкура. – Иностранная литература, № 5, 2005, с. 40.
Теперь Франция, пятая по счету в ряду сексуальной отзывчивости в Европе 45-го года. Франция, страна, отягощенная давними сексуальными традициями, что гирями висели в ее недолгой войне с Гитлером. В 1940 году Франция легла под немца за восемь недель. В апреле немецкие солдаты перешли французскую границу, а 15 июня они топтали Париж. Французские солдаты разбежались после первых ударов, хотя оружием были не обделены. Полками сдавались. Почему?
В безыскусной фразе героини фильма Режи Варнье «Французская женщина», которую она обращает к своему мужу, отпущенному из плена, есть ответ: «Ты трус, а я шлюха!»
Безжалостная прямота от имени простых французов. А про состоятельных тогда говорили, что у них чувство собственности взяло верх над волей к победе. Благосостояние остановило решимость сопротивляться. Они хотели спасти свою собственность, парижские здания, спасти красоту Франции и покорились немецкому солдату. Приказ «Ни шагу назад!», что стал реальностью войны с тем же врагом в Советском Союзе, не мог появиться в цивилизованной Франции. Цивилизация предполагала другое: «Ты трус, а я шлюха!»
Мужчины в плен, женщины – в постель. Нет, с немцами пошли спать отнюдь не все женщины Франции. Но взрыв секса с соотечественниками накрыл страну, и оккупированную часть и марионеточную территорию – «зону Виши». Франция протестовала против оккупации, против «проклятых бошей» расцветом эротики и секса. Под немецким сапогом стране помог выжить французский секс, искрящийся, как шампанское, легкий и приятный, дарящий наслаждение и отрешение от мира сего хотя бы на полчаса.
Я обращаюсь к строкам теперь уже забытого во многом французского писателя Анри де Монтерлана, который откровенничал в своих парижских очерках 1944 года: «Парижанин не сделает ничего, чтобы спасти свою землю или свою жизнь. Но ради рожи, ради ляжек, ради зрелищ он обернется с изумительной расторопностью и восстановит положение буквально в несколько дней… Покупают мороженое (при отсутствии мороженного). Рубашки посетителей (ресторанов, театров и кино. – Э. М.) безупречны (при отсутствии прачечных). У всех добротная обувь, а зимой – перчатки (при отсутствии кожи). В маленьком ресторанчике с порционными блюдами, где я пообедал… я был, пожалуй, единственным, кто не питался на черном рынке».
После чтения Монтерлана я листаю журнал «Иллюстрасьон», майский номер 1940 года, вышедший за три недели до вступления немцев в Париж. Журнал переполнен рекламой.
«Корсет „Скандаль“, который работает на добрую славу французских товаров».
«Бриллиантин для женщин на касторовом масле по рецепту доктора Рожа».
«Подписывайтесь на облигации военного займа, который, как пулеметная лента, остановит врага».
«Изысканные чулки „Монтегю“ – матовые, прочные, прозрачные, последний крик моды».
Французские интеллигенты уверяют, что в годы оккупации им помог выжить еще и театр. После спектаклей актрис и женщин из публики, имевших связь с «черным рынком», объединяли общие интересы.
– Мне нужны бежевые нейлоновые чулки. Вы не узнаете, есть ли мой размер?
– Когда будут, я вам принесу.
– У меня нет сейчас денег, но мне очень хочется иметь такие чулки. А пока вот рисую их на ноге.
– Вы шутите?
– Нет! Сначала аккуратно рисуешь шов, потом общий фон – краской.
– Какая утонченность!
– Шов делается щипцами, но нужна помощь, желательно мужчины…
Француженки хотели выглядеть, хотели нравиться, хотели забыться в любовной горячке, пусть даже и откровенно похотливой. Когда генерал де Голль, стремившийся сохранить честь и достоинство Франции, призывал из Лондона сопротивляться немцам, идти в его армию, бороться за освобождение страны, его призыв достигал ушей немногих. Где-то было действительно французское сопротивление, была трагедия французских евреев, вывозимых в лагеря смерти, а французские обыватели жили сексом, бывшим для них средством выживания и сопротивления. Но и среди них появлялись коллаборационисты, которые сотрудничали и дружили с немцами. Это известный танцовщик Серж Лифарь, ярчайший актер французского кино Виго, знаменитая актриса Даниэль Дарье, не менее знаменитая актриса Арлети, не скрывавшая, что она любовница высокого немецкого чина. Имена сии можно множить, но после освобождения Франции де Голль их не простил.
А когда началась высадка союзников, когда американские и канадские солдаты, зацепившись за нормандские пляжи, потом пошли на Париж, в стране случился новый взрыв эротизма. Я обращаюсь опять к Монтерлану, его впечатлениям от тех головокружительных днях августа 1944 года: «Я с симпатией вспоминаю и о взрыве эротизма с начала высадки союзников. Эротизма, обреченного на жестокую смерть, на которую нам оставляют право и пр. Бои идут в ста пятидесяти километрах от Парижа, часть Франции опустошена, французский народ живет в аду; и находятся женщины… которые готовы рисковать жизнью, чтобы утешить несчастных. Впрочем, я не могу исключительно порицать положение в Париже (и я буду последним, кто имеет право на это, потому что я в Париже и сам наслаждаюсь вовсю). Я вижу в этом испытание на живучесть».