Инверсия праймери. Укротить молнию
Шрифт:
Затем купцы взломали нашу компьютерную защиту — и Сколи-Сеть рухнула.
Рухнула вся система — электронные сети и связывающая их воедино псиберсеть. Кое-где сохранились еще небольшие локальные участки, но только Кердж и моя тетка обладали энергией ронов и допуском, необходимыми для повторного запуска системы. Тетка оказалась недосягаема на Сейфлендинге, а Кердж умирал. Сколия лишилась слуха и зрения как раненный в голову зверь, а купцы разворачивались для последнего, решающего удара.
Но они просчитались. Мой отец — «никто»,
Никто не знал, что может случиться, когда мой отец присоединится к энергетической системе, запрограммированной только на двух конкретных ронов. Она могла разрушиться, будучи не в состоянии разделиться между тремя столь несовместимыми разумами. Или захлебнуться, убив всех троих в огромном, с Галактику размером замыкании. Или, возможно — но только возможно, — отец мог продержаться некоторое время, необходимое для запуска системы. О том, что он и понятия не имел, как функционирует сеть, о том, что он родился в обществе столь примитивном, что у него не было даже электричества, никто не вспоминал. Вопрос стоял так: подключить его к Сети или сдать Сколию купцам.
Никто не ожидал того, что случилось в действительности. Отец рассказывал мне потом, что Сеть показалась ему игрушкой на манер тех головоломок, которыми мы забавлялись в детстве. Только эта сверкающая головоломка оказалась сломанной — вот он и исправил ее; в результате весь простирающийся между звездами мозг Сколии был восстановлен.
Он не понимал технологии — он даже не пытался этого сделать. Он и после не мог войти в Сеть без посторонней помощи. Но это ничего не меняло. Раз войдя в псиберпространство, он слился с ним, поддерживая Сколи-Сеть, как океан поддерживает плавающую в нем паутину водорослей. Он связывал ее, используя способности, с которыми не мог сравниться никто в нашей семье.
Я заговорила тоном, про который даже сама могла бы сказать, что он достаточно холоден, чтобы заморозить кого угодно:
— Без человека, которого вы так запросто обозвали декоративной фигурой, вы вряд ли могли бы стоять здесь, беспрепятственно нападая на ронов. Вы, сударь, были бы рабом купцов.
— Меня всегда интересовало: обладают ли те, кто цитирует штампы Имперской пропаганды, чувством реальности, — фыркнул Хилт.
— Может, нам лучше сменить тему? — неуверенно предложил Пулли.
— В этом-то все и дело, — вскипел Хилт. — Роны так задавили нас, что мы боимся даже говорить о них. Все, что нам дозволено — это преклоняться перед ними. Так вот, я не преклоняюсь перед тиранами.
— Почему вы считаете, что роны притесняют вас? — спросила я.
— Я знаю, что вы скажете дальше, — сказал Хилт.
Интересное заявление, особенно учитывая, что сама я этого пока не знала.
— Ну и что?
— Что военная машина ронов оккупирует планеты для их же блага.
— Мы живем не в мирной Вселенной, — я старалась говорить спокойно. — Если мы хотим выжить, нам нужна сила, а это зависит от людей и территорий.
И если мы не получим их первыми, это сделают купцы или земляне.
— Один черт, — отмахнулся Хилт. — И вообще, почему это у ронов больше прав на завоевания, нежели у купцов или землян?
— Земляне никого не завоевывают, — возразила еще одна женщина, Ребекка.
— Они предлагают добровольное объединение.
— И вы считаете, что нам надо поступать так же? — покосилась я на нее.
— А вы считаете справедливым, что нас заставляют жить по чужим законам, не оставляя права выбора?
— А вас не устраивают законы Империи? — спросила я.
— Вы меня не понимаете, — сказала Ребекка. — Нас лишили всего, даже названия нашей планеты. И нас при этом не спросили.
— О чем не спросили? — И что меня так разозлило? — Если бы Форшир не сделался частью Сколийской Империи, вы бы до сих пор боролись за выживание, вместо того чтобы вступать в туристические клубы.
— Да, мы были бедны, — тихо произнесла Ребекка. — Но мы имели право быть самими собой.
— Почему вам так трудно признать за людьми право жить так, как им хочется? — не отставал от меня Хилт.
— Земляне живут так, как мы не можем себе позволить. — Даже я сама слышала, как горько звучит мой голос. — Пока мы с купцами перегрызаем друг другу глотку, Земля вольна поступать так, как ей заблагорассудится. Очень мило. Очень удобно для Земли. Только если мы поступим так же, это нас убьет.
— Очень уж вы циничны, — сказала Мика.
— Не уверен, что купцы так уж опасны, — фыркнул Хилт. — Кто, как не аристо идеально подходит на роль пугала, способного отвлечь внимание от делишек ронов?
Я почувствовала, что щеки у меня горят от ярости.
— Если вы считаете, что аристо безобидны, вы просто дурак!
— Ну да, — сказал Хилт. — А теперь вы зачитаете нам перечень грехов аристо. Валяйте, Соз. Я хочу сказать, вам хоть раз доводилось видеть Источника?
Я застыла от захлестнувших меня воспоминаний: Тарк, навалившийся на меня, а я все кричу, кричу, кричу…
— Оставьте ее в покое!
Все как один обернулись на голос. Это был Джарит, мальчик-музыкант. Он покраснел, но не отступился.
— Прекратите!
— Почему это? — недовольно спросил Хилт.
— Он эмпат, — вполголоса объяснила Хилту Ребекка.
Хилт уставился на Джарита. Потом повернулся ко мне:
— Что я такого сказал?
Я сглотнула:
— Вы спросили меня, видела ли я когда-нибудь Источника. Так вот, видела.
Все замолчали. Я не собиралась вдаваться в подробности, и никто меня об этом не просил. Одного взгляда на лицо Джарита вполне хватало, чтобы отбить такое желание, если оно у них было.