Инверсия праймери. Укротить молнию
Шрифт:
Подождав немного — я молчала, — Тагер зашел с другой стороны.
— А что ваш брат Эльтор?
Я скрестила руки.
— Что с ним?
Тагер говорил так, словно шел по слою яичной скорлупы.
— Что, если Император так и не сделает выбор? Вдруг он умрет, так и не решив вопроса с наследником? — Он помолчал. — Или что, если он ждет, пока вопрос решится сам собой?
— Эльтор мой брат. — Мой брат, которого я любила в детстве, которого я люблю даже теперь, несмотря на все, что делал Кердж с целью разъединить нас.
— Император — тоже, — заметил Тагер.
— Только по имени.
Тагер сидел молча, терпеливо, не подстегивая меня.
— Эльтор — второй ребенок у моих родителей. Второй из десяти. Он покинул семью, когда ему исполнилось восемнадцать, отправившись поступать в Академию.
— Значит, он тоже Демон?
Я кивнула.
— Когда он уехал, мне было одиннадцать. Я не видела его с тех пор, пока он не приехал к нам в отпуск. — Воспоминание заставило меня улыбнуться. — Он был так счастлив снова побывать на Лишриоле.
— Лишриоле?
— На родной планете отца.
— Вряд ли я слышал про такую.
Он и не мог слышать. Мы хранили ее в тайне.
— Это одна из древних колоний. Она жила в изоляции четыре тысячи лет, пока Империя не открыла ее снова. Наверное, начиналось все с сельскохозяйственных поселений. Но когда их обнаружили, они откатились назад настолько, что не помнили своих корней.
— Настолько примитивно?
— Очень. Единственные компьютеры на планете — это те, что мать установила у нас дома.
— Дома?
— Где мы жили.
Тагер улыбнулся:
— Вы хотите сказать, во дворце?
— Нет. В доме. Там и электричества-то до матери не было.
Он удивленно посмотрел на меня:
— И вы там росли?
— Совершенно верно. Мать построила недалеко от деревни школу и больницу, но ничего больше менять не стала.
Его любопытство накатывало на меня волнами.
— Почему не стала?
— Зачем ей портить все это? Это же идиллия. Туда даже нельзя попасть без разрешения моих родителей.
— Вы скучаете по дому?
Я вздохнула:
— Иногда. Но мне не место там. Я всегда знала, что хочу стать Демоном.
Когда мне исполнилось десять лет, я могла разобрать дезинтегратор и объяснить, как он действует. К двенадцати годам я выводила уравнения инверсии. Это в мире, где армии сражались мечами и луками со стрелами, — мой брат к тому времени покончил с войнами на Лишриоле, отправившись в возрасте шестнадцати лет на битву вооруженный помимо меча еще и лазерным карабином. — Мне кажется, у Эльтора все было так же.
— Расскажите мне про него, — попросил Тагер.
Мои воспоминания раскладывались как сложенный в несколько раз, написанный от руки листок, найденный в древней книге с кожаным переплетом.
Я видела Эльтора в форме Демона, с дезинтегратором на бедре, преклонившего колено и уважительно склонившего голову в традиционном приветствии, какое дает сын Лишриоля своему родителю, вернувшись с войны. Я видела отца, стоявшего перед ним, — казалось, он готов кричать на всю деревню от гордости и одновременно конфузится, силясь понять сына, вернувшегося домой с небес.
— Мне тогда было семнадцать. Мне казалось, я никогда не видела человека великолепнее Эльтора. Я хотела быть похожей на него. — Я развела руками. — А потом как-то случилось, я обошла его. Я оказалась праймери, он — всего секондери, — и Кердж молча ждал, что мы — Эльтор и я — будем делать, осторожно кружа, словно борцы в начале схватки, в то время как между нами осталось столько недосказанного.
— Вы продолжаете видеться с ним?
— Редко. Нам мало что есть сказать друг другу, — слишком много недоверия возникло между нами, чтобы сохранять ту близость, какая была между нами в детстве. Но и воспоминаний об этой близости тоже было слишком много, чтобы мы отдалились друг от друга еще сильнее. Кердж напрасно ждет: мы с Эльтором никогда не начнем строить друг другу козни. Если Кердж надеется, что мы сделаем выбор за него, ему придется ждать вечность.
И в конце концов больше всех страдает от этого наша мать, вынужденная наблюдать эту омерзительную игру во власть и в смерть, которую ведут любимые ею дети.
— Моя мать прилетела повидаться со мной.
Тагер без усилия повернул разговор:
— Ну и как вы это восприняли?
Я разглядывала вазу на полке. Редкой красоты ваза из розового с золотыми прожилками стекла. Поверхность мерцала, меняя оттенок в зависимости от угла зрения. Прекрасная, хрупкая вещь.
— Почему вы держите ее здесь? Стоит вам задеть за полку, и они может упасть, — обидно, если ее разобьет тот, кто ценит ее больше всех.
Он снова смотрел на меня словно шифровальщик, подбирающий ключ к шифру.
— Я осторожен с ней.
— Почему вы уверены, что ее не разобьет кто-то другой? — Я тряхнула головой. — Некоторые вещи имеют слишком большую ценность, чтобы хранить их в открытом для доступа месте.
— Потому, что их могут повредить?
— Да.
— Эта ваза крепче, чем кажется. Она уже падала. Она не бьется.
Я скрестила руки, потирая предплечья, словно мерзла.
— Это еще не значит, что она не повреждена. Как знать, может быть, она упадет еще много раз, прежде чем треснет. Ее надо беречь. Представьте себе: кто-то, очарованный ей сверх всякой меры, вломится сюда и будет драться с вами за нее. И в драке вы собьете ее с полки. Что вы будете делать, когда увидите на полу осколки? Как будете собирать их воедино?
— Я просто не буду драться.
Я попыталась улыбнуться, но не уверена, что слишком успешно.
— Но вы ведь не рон.
— Нет, — спокойно согласился он. — Не рон.
Я снова заходила по кабинету. Тагер наблюдал за мной, не делая попытки торопить.
— Кердж считает моего отца простофилей, — сказала я наконец.
— Ваш отец приходится Императору отчимом, верно?
Это остановило меня. Я встала посреди кабинета и засмеялась, хотя это было вовсе не смешно.
— Отцу было восемнадцать, когда они с матерью поженились. Восемнадцать.