Инверсия
Шрифт:
В ту ночь они уснули уже под утро. Кристоф взял её шесть или семь раз, он не мог бы сказать точно. Он остановился только тогда, когда Клер взмолилась о пощаде. Он сам вымыл её в тесной душевой и уложил себе под бок на свой продавленный старый диван. Она отключилась, будто кто-то щёлкнул на ней кнопку выключения питания. Умаялась, маленькая.
А Кристоф не мог спать. Он рассматривал Клер, перебирал пальцами её волосы, мурлыкал что-то, гладил, ласкал её, едва касаясь. Он смотрел, как рассветный свет окрашивает розовым её светлую кожу. На рассвете Клер становилась похожа на лесную нимфу.
Кристоф
Кристоф не мог отделаться от мысли, что воспринимает её, как какую-то небожительницу, как показавшуюся из чащи сильфиду. Она была настолько далека от того мира, в котором вырос Кристоф, что ему казалось, что ещё немного, и он обожжётся о её свет. Это даже пугало его. Но Клер с такой трепетностью относилась к нему, что он не мог от неё отказаться, хотя и не мог поверить своему счастью.
Но оказалось, что Клер — совершенно обычная девчонка и совсем не богата, как и Кристоф, но это совершенно не умалило её привлекательность его глазах. Наоборот! Как только он узнал, что в Париж Клер поехала едва ли не на последние деньги, она показалась ему немножко ближе.
Клер рассказала ему, что недавно окончила университет и стала переводчицей с французского языка. И что она приехала в Париж, на самом деле, для практики, чтобы улучшить свой французский. Кристоф тогда спросил, не отрывает ли он её от учебы.
— Совершенно наоборот! — ответила Клер. — С тобой я очень много узнала о настоящем французском языке. Ведь ты знаешь, мы учим не живой язык. Нас учат те, кому много лет, и кто учил язык в своём глубоком детстве по книгам, которые написали те, кому много лет, и кто учил язык в своем детстве. Но твой язык…
— Поверь мне, Клер, я всегда готов показать тебе, на что способен мой язык.
Кристоф тогда с хохотом утащил её в особенно укромную подворотню и, преодолев её стеснительное сопротивление, и впрямь показал всё, что хотел. С тех пор Клер не могла без смущения смотреть на решётки на окнах цокольных[1] этажей, за которые так удобно цепляться, если колени подгибаются.
Клер тогда попросила его исправлять ошибки в её речи, если он такие найдет. Кристоф деликатно поправлял её, когда она вдруг говорила «облачаться» вместо «одеваться» или «силиться» вместо «пытаться». В её французском и правда было много архаизмов. Первое время Кристофа это забавляло, но потом он привык и даже находил в этом какую-то изюминку.
Про себя Кристоф рассказывал неохотно, но Клер обладала удивительным талантом разговорить бесчувственный камень, не то, что молодого влюбленного мальчишку. Кристоф тогда вскользь упомянул о milieu и о том, что недавно стал beau voyou. Клэр была в ужасе.
Она долго и упорно убеждала его в том, что он выше этого, что он гораздо, гораздо умнее, чем эти воришки, которых они то и дело видели на улице. Она убеждала его в том, что он мог бы поступить в университет, выучиться на кого-то и вести нормальную жизнь. Кристоф отмахивался, но Клер была
Так продолжалось до самого её исчезновения. В один день она просто не пришла к нему. Ни у Кристофа, ни у Клер тогда не было мобильного телефона, а как найти её иначе, он не знал. Они просто назначали встречи где-то на улицах города. Кристоф обошёл весь Париж, но нигде не смог её найти.
Он тогда страшно перепугался, думал, что с ней что-то случилось. Кристоф беспрестанно читал сводки, но о найденных мёртвых русских девушках никаких сообщений не было. В milieu также никто не упоминал ни о русских, пойманных для борделей, ни об убийствах — ни о чём таком.
Тогда Кристоф понял, что она просто сбежала. Сбежала, не попрощавшись. Он понимал, что рано или поздно им придется расстаться — она всё-таки не могла оставаться во Франции бесконечно. Но он бы… Он бы придумал что-нибудь! Он ведь так отчаянно хотел быть с ней! Он был уверен, что они смогут что-нибудь придумать и продолжить встречаться! Может быть, она переехала бы в Париж? Или он рванул бы за ней в Москву? Он был готов это сделать!
Уже тогда в нём поселилось глубокое, болезненное чувство преданности. Клер его бросила. Безо всяких объяснений. Она просто исчезла его жизни, вытерев ноги о его чувства, наплевав на то, что он будет убиваться по ней. Как же легко она оставила его после своих слов о любви!
Но он её не забыл! Он долгое время надеялся чёрт знает, на что, хотя, надежда была невероятно слаба. Когда, спустя годы, у Кристофа появился компьютер и доступ к интернету, он попытался найти девушку Клер, живущую в Москве и работающую переводчицей с французского языка. Но, конечно же, ничего не нашел.
Его надежды рухнули. Кристоф тогда едва не сошёл с ума. Он погрузился в глубокий тёмный омут, из которого жизнь виделась крохотным далёким пятном в черноте. Он тонул в своём горе, заливал его спиртом, пытался заслонить образ Клер другой девушкой. Вскоре поток шлюх, которых Кристоф менял, как рубашки, стал притчей во языцех. Кристофу, в конце концов, показалось, что он, наконец, смог отделаться от мыслей об этой женщине. Череда других женских лиц и соитий замарали её образ в его голове.
Кристоф так яростно отталкивал своё прошлое, что напрочь отказался отзываться на старое имя. Он навсегда и окончательно превратился в Фероса, чёрную лютую тень мэтра. В палача. И это было даже неплохо. Гораздо лучше, чем по-бабски ронять слёзы в подушку и страдать чёрт знает, о чём.
И вот теперь он должен был полететь в Москву, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Конечно же, этот магнат может притащить на встречу и собственную жену, тем более что она так удачно говорит по-французски. Кристоф не был уверен, что он сможет с этим справиться, не потеряв при этом лицо. Но он должен. Клер почти сломила его тогда. Он не может позволить ей сломать свою жизнь окончательно.
[1] У французов, как и у некоторых других народов, тот этаж, который на земле, считается нежилым и называется rez-de-chaussee, цокольным. Дословно — «уровень дороги». Наш второй этаж для них — первый. Если хотите объяснить французу, на каком этаже живёте, нужно от номера этажа отнять единичку.