Инвестком

Подольский Леонид

– Не больше тысячи долларов.

– Зачем мне головная боль из-за этой тысячи? Да и вам – из-за трёхсот долларов? – Игорь посчитал: с учётом накладных расходов получалось гораздо меньше, почти ничего. Неприватизированные комнаты не имело никакого смысла оформлять на чужой фирме. Ему стало печально. Недолгое время он ещё ходил на работу, испытывая смешанное чувство скуки, сонливости, печали и уплывающего зря времени. Запасясь терпением, несколько недель Игорь ожидал, что заявки поступят во время дежурства и что появятся новые сотрудники, но телефон молчал ещё упорнее, чем прежде, порой казалось, что он вообще не работает и что смена дежурных перед безмолвной трубкой – всего лишь ритуальная пантомима, как у Мавзолея. Через некоторое время Игорь обнаружил: в «Бесте» встречно ожидают, что он вот-вот достанет из рукава собственных клиентов, а может, сотрудников, но клиентов у него не было, иначе зачем бы ему «Бест»? Получалось, что он и руководство, та же дохаживающая последние дни заведующая, обманывали друг друга и одновременно испытывали взаимное разочарование. Заведующая как-то не сдержалась –

упрекнула, что у него нет сделок. Это была последняя капля. Игорь ушёл по-английски.

Покинув «Бест», Полтавский всерьёз задумался, не оставить ли работу риэлтора. Перспектив он больше не видел.

Пытаться стать частным риэлтором не имело смысла – у него не было наработанной клиентуры. На «Мегаполис» клиентов приводили агенты, у них и оставались контакты, идти же на очередную фирму после «Беста» было тошно. Он не сомневался: не будет ничего хорошего. Риэлторов стало слишком много и с каждым годом становилось всё больше, так проявлялась скрытая безработица. Фирмы набирают людей в надежде, что те принесут им сделки. Бесплатные работники заменяют дорогую и неэффективную рекламу. Своеобразный сетевой маркетинг.

Игорь хорошо знал, что риэлторы месяцами не получают зарплату, что у большинства сделки редки, что дикие деньги, которые якобы зарабатывают риэлторы, – миф. Ему не нравилось, что клиентов заманивают бесплатными консультациями и пустыми посулами, он не любил, когда риэлторы устраивали скандальные шоу перед клиентами во время сделок, чтобы доказать свою мнимую преданность и нужность, и запугивали дичайшими историями. Он очень хорошо понимал, что работа риэлторов – скандальная и что конфликт заложен в саму технологию сделок. Риэлторы и клиенты почти всегда спорят, иногда чуть ли не до драки, из-за условий доступа к банковской ячейке, особенно при сделках-цепочках, потому что все очень боятся и никто не доверяет друг другу. Эти страх и недоверие стали расплатой за бандитские девяностые. К тому же и сами риэлторы люди нередко скандальные – самоутверждаются перед клиентами и друг перед другом; мягкий, спокойный и покладистый в риэлторы не пойдёт, его облапошат в два счёта. Это раньше, в советское время, Игорь верил в великую силу конкуренции. Как-то, ещё школьником, он слышал по «Голосу Америки», что конкуренция – одно из главных преимуществ капитализма и что советская система так и не смогла придумать настоящих трудовых стимулов. Теперь он видел обратную сторону – конкуренция делает людей хитрыми волками. Ещё недавно он и сам был волком; нет, конечно, не самым хищным, даже по-своему добрым, делал немало хорошего для людей, но, если требовалось, а требовалось часто, Игорю ничего не стоило сцепиться с конкурентами, перехитрить или обмануть слабого. Он, как и все, был вынужден жить по волчьим рыночным законам. Однако сейчас он устал. Волчья хватка, видно, не была в его натуре. Со временем она начала Игоря тяготить. Одним словом, с годами он очень хорошо узнал работу риэлтора и она ему больше не нравилась, ему перестало быть интересно, он захотел уйти…

5

C того времени, когда Игорь занимался неприватками, у него оставался десяток деревенских домов-халуп в Тверской области и ещё пять – в Тульской, но бизнес с комнатами закончился, и дома эти больше не были нужны. Из всех своих домов Игорь видел только первый – в деревне Любодицы недалеко от Вятичей – тот дом, на котором его обманули посредники и который Игорь продал через некоторое время за те же деньги странноватому молодому человеку для регистрации, жить там было невозможно. Этот блаженный, по воле родителей или судьбы носивший имя Велемир Хлебников, по совету друзей, таких же странных, как и он сам, но и корыстных одновременно, продал в Москве свою комнату и с одним рюкзачком отправился бродить-бродяжничать по Святой Руси.

Тот домик, первый, был маленький, кособокий, квадратов [8] в тридцать, бревенчатый. Игорю он напоминал курную избу из XVII–XVIII века. Соседи давно вытащили из него оконные рамы и сняли с петель единственную дверь. Эта хибара стояла на пустыре посреди давно заросшего сорняками огорода. За огородом под низким пасмурным небом до самого горизонта тянулись пустые, много лет не сеянные поля – рассказывали, что запустение началось ещё при Советах лет за двадцать до конца. Деревня похожа была на призрак – везде такие же хромые, почерневшие от времени дома, но в ней жили: кое-где на скамеечках сидели беззубые бабушки, во дворах чернели старые стога, изредка лаяли собаки и кудахтали куры, возле одного из домишек Игорь заметил прицеп.

8

Квадраты – квадратные метры.

Перед соседским домом, почти таким же кособоким, Игорь с посредниками встретили мужика навеселе. Одет он был очень странно: в резиновых сапогах, грязной фуфайке и в драной зимней шапке с опущенными ушами, хотя было сухо и стояла ранняя тёплая осень. В руках у мужика была коса.

– Трудимся? – спросил Алексей, местный бизнесмен-посредник. – Как живётся на новом месте?

– Да как. Марья приболела, слегла от палёнки. Иду травы накосить для коровы. А так ничего. Где водка, там и Родина, – мужичок осклабился, показав чёрные зубы.

– Мы им дом продавали, – сообщил другой посредник, Валера, любивший называть себя «средним классом». – Не им, конечно, людям, которые с ними работали. Алкаши из Москвы. В Первопрестольной продали квартиру. Живут второй год. Мы им помогли купить корову, чтобы хоть было чем запить.

– И много здесь таких? – спросил Игорь.

– Полдеревни, –

засмеялся Алексей. – Так что вы поторопитесь. Последний дом остался. А так всё продали.

Самый первый дом Игорь купил по неведению за полторы тысячи долларов, но скоро освоился и стал покупать дома, минуя посредников, через глав администраций за двести-триста долларов, всегда заочно. Теперь же эти дома-развалюхи в заброшенных деревнях, где никто не жил или оставались одни старики и алкоголики, стоили сущие копейки. Игорь не стал терять время на их продажу. Найти покупателей было малореально. Дома эти оформлены были на последних продавцов московских неприваток (у Игоря имелась доверенность на перепродажу в течение трёх лет), но бывшие продавцы государственных комнат даже не подозревали, что являются собственниками. А между тем… Игорь представил, как завертится в какой-то момент неповоротливая бюрократическая машина и налоговые инспекторы, сами нищие, начнут разыскивать по всей России ничего не подозревающих бумажных хозяев домов-фантомов, чтобы получить копеечный налог на имущество, – становилось смешно, это было похоже на «Мёртвые души». Дома, существующие только на бумаге, в которых невозможно жить, и бумажная карусель вокруг них – вот и всё, что останется в память о его былой риэлторской деятельности.

В какой-то момент, пока он работал с комнатами, Игорь сообразил, что вовсе не обязательно покупать дома, трястись в автобусах, ночевать в убогих гостиницах, возить подарки главам администраций и тратить деньги на нотариусов, чтобы законным образом обойти закон. Достаточно подделать печати, и можно продавать неприватки, не выезжая из Москвы. Он попробовал. Всё прошло отлично. Налаженная схема работала. Но Игорь слишком сильно нервничал. Он понял (не в первый раз), что разведчик из него бы не вышел. И через некоторое время решил не искушать судьбу. Доходы и так были хорошие.

6

Самое денежное время началось для риэлторов вместе с началом приватизации. К расселениям Игорь успел к самому концу – в девяносто втором и девяносто третьем он занимался совсем другим. В то время у него имелись немалые деньги: в течение нескольких месяцев, пока не напали рэкетиры. Квартиры стоили ещё недорого, а прибыли от расселений выходили огромные, но Игорь не сумел сориентироваться вовремя, а потом стало не до того…

В девяносто пятом, когда он впервые пришёл в «Инвестком», расселений ещё было много, но поток начинал слабеть, а прибыльность операций с недвижимостью стремительно падала (долларов, возможно, не становилось меньше, но доллары, как и рубли, пожирала инфляция), – он ещё вкусил от сладкого пирога, но только последние крохи. Основная прибыль доставалась «Инвесткому», а у Игоря к тому времени не осталось ни денег, ни команды, чтобы работать самостоятельно. Время оказалось упущено. Сливки с расселений сняли самые первые, кто открыл эту жилу. Среди них были «Инвестком», «Интероксидентл», «Миэль», Московская центральная буржа недвижимости [9] и ещё несколько десятков фирм помельче, а также банки, бандиты, ссужавшие деньгами и выселявшие жильцов из Москвы, встречались и отдельные шустрые частники, но таких было очень немного, единицы. Капитализм нахраписто и нередко жестоко (совков из коммуналок очень часто обманывали) демонстрировал свою деловитость. Коммуналки, наследие развитого социализма, расселены были очень быстро. Москва менялась на глазах. Элитного строительства ещё не существовало. В бывшие коммуналки въезжали первые бизнесмены, бандиты, разбогатевшие мошенники и первые коррупционеры-чиновники. Параллельно с расселением шёл и другой бизнес – с неприватками. Здесь, конечно, масштабы были не те, требовались совсем другие деньги, и занимались неприватками люди не столь крутые. Среди этих людей – не первым – утвердился и Игорь. К тому времени, когда он стал заниматься неприватизированными комнатами, все схемы были уже разработаны и опробованы, он сам очень мало чего изобрёл. Сейчас Игорь понимал: чудо, что он продержался на неприватках целых пять лет. На них Полтавский заработал свои основные деньги. Однако чудо закончилось, нужно было искать что-то другое. Но что?

9

Московская центральная буржа недвижимости (МЦБН) – одна из первых крупных компаний, занимавшихся недвижимостью. Первоначально: Московская центральная биржа недвижимости. Когда биржам было запрещено законодательством заниматься небиржевой деятельностью, переименована в «буржу».

7

Возвращаться к прежней профессии врача смысла не имело. За девяностые Игорь забыл очень многое, а медицина, несмотря на разруху в стране, сильно ушла вперёд. После падения железного занавеса появились десятки импортных лекарств, о которых Игорь раньше никогда не слышал, импортное оборудование, новые методы – он отстал безнадёжно. Правда, почти так же, как он, отстало множество врачей в поликлиниках, для них время словно не двигалось, но Игорь не мог и не хотел на них равняться. Пойти в поликлинику означало для него падение, крах; к этому он не был готов. К тому же Игорь не слишком любил медицину. Несколько лет в своё время работал с увлечением, но вскоре интерес угас, из медицины он ушёл легко и никогда потом не жалел. Так же легко, как забывал мимолётные романы и случайно встреченных женщин. У него в характере вообще не было свойства жалеть о прошлом, обычно он думал о будущем. Даже сейчас, когда стал немолод и будущего оставалось не так уж много. Игорь стал даже забывать, что является кандидатом медицинских наук. По крайней мере, он никому об этом не рассказывал. Да и что рассказывать: защита диссертации состоялась в совсем другой жизни…