Инвестком
Шрифт:
Минуту назад Игорю казалось, что после шутки насчёт задниц Разбойских Кулик потеплел. Главный менеджер явно не был лишён чувства юмора. Может, и лекции – своеобразное проявление этого чувства. Начальству позволительно чудить.
Кулик поднялся.
– Подумайте и решайте насчёт работы. Вы знаете, мы очень многих уволили, – похвастался Кулик.
– Да, обязательно, – поспешно сказал Игорь, тоже поднимаясь.
До последнего он не исключал, что Кулик сообщит ему об увольнении со всем своим инвесткомовским чувством юмора. Ведь многих так и уволили – после собеседования и без видимых причин. Без всякого объяснения. Люди так и не догадались почему. Скорее всего, Кулик решил, что людей в отделении слишком много, нужно сократить часть риэлторов, закрутить гайки и укрепить дисциплину, а потом набирать заново, а заодно и показать собственную крутизну. В «Инвесткоме» подобные децимации [18] ,
18
Банковские ячейки для расчётов стали активно внедряться только с середины девяностых.
В этот раз Игорь не стал прощаться по-английски. Он позвонил Валентине Зайчатовой, которая за всё время разговора с Куликом так и не проронила ни одного слова, и сообщил о своём решении.
Года через два Игорь случайно встретил риэлторшу, которая предложила Зайчатову в заведующие.
– Как дела у Валентины? Заведует? – с внезапно проснувшейся ревностью поинтересовался он.
– Нет, ушла. Её в «Инвесткоме» сильно подставили, – сообщила риэлторша.
– А вы?
– И я тоже, – нехотя призналась та.
За шесть-семь лет до Перовского отделения, в самой середине девяностых, Игорь чуть больше года проработал в «Инвесткоме». В то время «Инвестком» не стал ещё огромным спрутом-монополистом, разбросавшим отделения, словно щупальца, по всей Москве и ближнему Подмосковью, в которых трудились тысячи подневольных риэлторов; корпорация не поглотила ещё ни Московскую центральную буржу недвижимости, ни десятки разных мелких фирм. Концерн, правда, являлся одним из крупнейших в Москве и занимал целый этаж в здании захиревшего НИИ на Щербаковской улице недалеко от Измайловского шоссе, где в высотке Госкомстата располагался флагман российского вторичного рынка недвижимости «Интероксидентл». Именно «Интероксидентл» в те дни считался первым в России – сразу в Санкт-Петербурге, в Москве и в Нижнем Новгороде.
Имя Дэна Коркорана, заезжего американца из Калифорнии, как говорили, аса в торговле недвижимостью, внедрявшего американскую систему, напоминавшую сетевой маркетинг, но в конечном итоге так и не прижившуюся, – возможно, он придумал эту систему специально для России, потому что неизбалованных русских агентов можно было как угодно эксплуатировать, – так вот, имя Дэна Коркорана гремело среди риэлторов, а о Козлецком никто пока не слышал. Но всё менялось на рынке очень быстро. «Интероксидентл» рухнул в конце 1997 года. Говорили, что Коркоран позаимствовал на фирме полтора миллиона долларов, уехал на Кипр и не вернулся, но не исключено, что крах был подстроен конкурентами. Так ли, нет ли, совершенно верно лишь то, что все расчёты за недвижимость проходили в это время через фирмы [19] , деньги неоднократно прокручивались, вкладывались в недвижимость, в ГКО, в голубые фишки, иногда их банально тратили в расчёте на новые – это была пирамида, и, как всякая пирамида, она должна была раньше или позже обрушиться. Так и произошло. Вслед за «Интероксидентл» в Санкт-Петербурге из-за начавшейся паники разорились ещё с десяток фирм, продавцы квартир в какой-то момент оказались без денег, началось многолетнее следствие. В московском офисе «Интероксидентл» вслед за Санкт-Петербургом начались обыски, он закрылся, и, как оказалось, навсегда. Вот тогда «Инвестком», объединившийся вскоре с Московской центральной буржей недвижимости, и вышел в безусловные лидеры на вторичке [20] , намного опередив конкурентов. Это произошло в самом конце XX века, но когда Игорь в девяносто пятом году пришёл в «Инвестком», тот был всего лишь крупной фирмой с единственным офисом.
19
Банковские ячейки для расчетов стали активно внедряться только с середины девяностых.
20
Вторичка – вторичный рынок недвижимости.
Ещё продолжался, склоняясь к закату, золотой век риэлторов, уместившийся в одну пятилетку. По всей России, а в Москве особенно, шло расселение коммуналок. В коммуналках, по новорусской терминологии, жили лохи, то есть люди нетребовательные и податливые, на них можно было заработать тысячи, а нередко и десятки
Перепадало от расселений и риэлторам. В те годы платили всего восемнадцать процентов от прибыли – не тридцать, как стали платить позже, – но эти восемнадцать были значительно весомее. Именно в начале лихих девяностых, когда миллионы людей бедствовали, родилась легенда, отчасти справедливая, об очень высоких заработках риэлторов. На самом деле далеко не все, кто занимался недвижимостью, процветали, многие едва перебивались, но в «Инвесткоме» действительно очень неплохо зарабатывали на расселениях.
К середине девяностых, когда Игорь пришёл в «Инвестком», старые сотрудники стали забывать, а новые и вовсе не знали, что ещё недавно фирма работала как биржа [21] . Мода на биржи проходила по всей стране, и в то же время не было ещё ни тысяч полубезработных агентов и экспертов, перебивающихся случайными сделками, то есть жестокой внутренней конкуренции, ни пустых, поглощающих время дежурств, а фирмам достаточно было обычной рекламы и не требовались многочисленные уловки, чтобы заполучить клиентов.
21
В начальный период рыночных реформ в России существовала повальная мода на биржи, всего в стране их было создано около тысячи. Первые риэлторские фирмы были устроены по принципу бирж, то есть работали ещё не эксперты и агенты, а брокеры; одни брокеры принимали заявки и вели сделки от покупателей, другие – от продавцов. Это, конечно, было не слишком рационально, и от подобной системы работы ушли очень быстро. «Биржевому» этапу предшествовал совсем кратковременный «аукционный», когда на рынке имелись единичные квартиры на продажу при относительно большом количестве покупателей. Оба эти механизма укладывались в принципы работы бирж.
Игорь пришёл в «Инвестком» почти вовремя, лишь чуть-чуть опоздал, это было ещё золотое время. Позже он подсчитал – выходило тысячи две долларов в месяц. Не самые большие деньги, но раз в десять больше средней зарплаты.
С конца восьмидесятых жизнь у Игоря протекала словно на качелях: вверх-вниз, вверх-вниз. В самом начале, при Горбачёве, едва вышел закон «О кооперации», он, с полгода протолкавшись в очередях, зарегистрировал большой медицинский кооператив. Это оказалось очень успешное начинание – кооператив процветал, в регистратуре на запись постоянно стояла очередь, но сам Игорь скоро стал жертвой. Тогда ещё не знали такое слово – «рейдерство», но он стал жертвой именно рейдерства. В законе о кооперации, вышедшем из недр советской системы, – недаром Горбачёв, проталкивая закон, ссылался на Ленина, хотя Ленин имел в виду совсем другую кооперацию, – имелся роковой недостаток. Члены кооператива могли работать по-разному, могли и вообще не работать, но на собрании все имели равные голоса. Ложный дух коллективизма явно превалировал над здравым смыслом и частной инициативой. Не случайно очень многие кооперативы оказались вскоре поражены склоками, немалое их количество распалось, погрязло в судах, в иных по многу раз менялись председатели, с кооперативов начались заказные убийства. Это была несовершенная помесь социализма с капитализмом. Кооперативы оказались столь же противоречивы и двойственны по своей организации, как и вся горбачёвская перестройка.
Игорь Полтавский проходил это на себе – он стал одним из первых председателей, кого подсидели. Он подал в суд и выиграл – то был один из самых первых процессов по кооперативам, а потому дело рассматривали сразу в Мосгорсуде, но от одержанной победы ничего не изменилось. Суд длился очень долго, и к тому времени, когда он выиграл суд, Игорь давно создал новый кооператив. В этот раз Игорь Полтавский пробыл председателем до конца, но в девяносто втором кооператив умер естественной смертью – у людей, потерявших сбережения и замученных гиперинфляцией, не стало денег на врачей. К тому же раньше до трети пациентов приезжали из Закавказья, но теперь в Закавказье полыхали межнациональные войны.
Проявилась и ещё одна закономерность: с началом российских реформ кооперативы ускоренно вымирали, как реликты позднесоветской эпохи, уступая место более совершенным капиталистическим формам.
Пока кооператив приносил доход, Игорь вместо того, чтобы развивать бизнес, занялся политикой. Он был демократом и либералом по убеждениям, участвовал в создании Партии конституционных демократов и боролся за лидерство, два раза баллотировался в Мосгордуму, пытался пробиться на выборы в Государственную и недолго возглавлял московское отделение Демпартии.