Инвестком
Шрифт:
Стол самой Людмилы Яковлевны, в отличие от главного бухгалтера, всегда был завален бумагами, договорами, разными планами и духовными книгами, но всё это находилось в таком беспорядке, что ничего найти там было совершенно невозможно.
Квартир, которые по договору требовалось продавать, пока не существовало в природе, их только предстояло построить в результате перепланировки общежития в Солнцево. Имелся лишь договор, подписанный Мищенко с институтом и завизированный сразу тремя областными министрами – строительства, имущественных отношений и здравоохранения – о выселении и реконструкции институтского общежития. Между тем дело представлялось исключительно заманчивым: Мищенко продавала будущие квартиры баснословно дёшево, на посредничестве можно было здорово поживиться. Игорь сначала сомневался: подписи подписями и печати печатями, но к Мищенко доверия у него не возникло никакого, всё вроде правдоподобно и вместе с тем похоже на аферу, многие нужные бумаги отсутствовали, но устоять перед соблазном он не смог – никто бы не устоял, потому что светили очень хорошие деньги, а он ни за что не отвечал.
Квартиры, естественно, продали очень быстро – покупатели всё видели, догадывались (в отличие от Игоря все они ездили на объект и разговаривали с жильцами), но от дешёвого сыра потеряли головы. «Мегаполис» нашёл десять покупателей, и Лёня Трегубов ещё четырёх, как оказалось, самых скандальных (они бегали потом за Полтавским, хотя именно перед ними у «Мегаполиса» не было никаких обязательств). Словом, «Мегаполис», то есть Игорь Полтавский, гендиректор и частный предприниматель Трегубов законнейшим образом получили свои деньги. И вот тут, едва только получили деньги, грянул давно ожидаемый Полтавским скандал. Дирекция МОНИКИ и министерства, дав добро на продажу квартир и даже гарантии кому-то из покупателей, – Мищенко с ними сильно была аффилирована: все подряды в МОНИКИ вопреки закону без конкурса отдавали ей – и пальцем не пошевелили, чтобы переселить своих же сотрудников, так что реконструкция сразу застопорилась. Мищенко, правда, пыталась копошиться: через пень-колоду начала работы, не получив ни одного разрешения, что-то вроде самостроя, говорили – вкривь и вкось, рабочие были пьяные, но до последнего все надеялись, что дело каким-то чудом сдвинется с места. В МОНИКИ обещали, вроде вели переговоры, только с кем, совершенно неизвестно. Жильцы же в это время писали письма-жалобы: то требовали оставить их в покое, то предоставить квартиры, обещанные лет десять-пятнадцать назад. Приходили комиссии, что-то обсуждали, шла обычная в таких случаях деловитая суета. По слухам, состоялось и ещё заседание, тайное: замминистра строительства предлагал квартиры не выделять, все оставить как есть, а инвесторов послать к чёрту – знали, мол, что шли на халяву. Как говорил Лёня, опыт кидалова у подмосковных чиновников имелся немалый, не только даже против мелких инвесторов. В своё время сломали и обанкротили «Гуту», главного кредитора области, которому задолжали миллионы долларов [10] . В общем, рядили и решали, а дело с места не двигалось. Позднее Игорь догадался, что это такая чиновничья тактика – тянуть дело до края, писать бумаги, чтобы ничего не решать по существу и со временем утопить.
10
«Гута» – Гута-банк. При губернаторе А. Тяжлове Московская область получила у Гута-банка кредитов на сумму в 40 миллионов долларов. К моменту избрания губернатором Б. Громова в 2000 году требовалось возвращать кредиты; область находилась под угрозой банкротства. С целью не возвращать кредиты были организованы милицейские проверки банка, арестованы документы и ценные бумаги, выяснялись источники доходов руководства банка в прошлом. В результате силовых действий руководству банка пришлось спасаться за границей, Гута-банк был обанкрочен, но Московской области удалось не возвращать кредиты.
Покупатели квартир приходили к Полтавскому и требовали назад свои кровные, не идти же им к Лёне, его ищи-свищи, но деньги находились у Мищенко, а она стала малодоступна. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но вдруг решилось сразу – Людмила Яковлевна погибла в автокатастрофе, пьяный водитель КамАЗа наехал на её «Жигули». Стало ясно: ничего не будет. Мищенко не приходовала деньги, счёт «Стройдекора М» оказался совершенно пуст. Бухгалтер, что с распятием на шее, сдававшая фальшивый баланс, уехала или скрылась в Смоленскую область, а у престарелого замдиректора МОНИКИ случился инсульт. Отвечать стало некому.
В начале девяностых, когда Игорь Полтавский организовал финансовую компанию, её удалось закрыть тихо. Он так никогда и не узнал, происходили ли какие-то волненья. Он опасался за свою жизнь и вынужден был прятаться от бандитов. Тогда он завис над пропастью – между рэкетирами и милицией. Вкладчики, вероятно, роптали и жаловались, быть может, писали письма в прокуратуру, но его никто не нашёл, а он был так напуган, что и близко не приближался к Госкомстату, где раньше находилась его кредитная контора. Потом он сам много раз становился вкладчиком и инвестором, не раз и не два терял свои деньги, видел, как протекают банкротства, как собираются толпы и требуют кровные. Не слишком приятное зрелище, особенно когда не можешь спрятаться за строем охраны.
На сей раз Игорь не на шутку испугался инвесторов. Он вроде не сильно виноват, но всё равно, бегать станут за ним…
Нет, не только из-за этой истории закрыл он свой «Мегаполис». Фирму давно лихорадило, прибыли сменялись убытками, он словно находился на качелях, могущих в любой момент оборваться, но эта история с Мищенко, с МОНИКИ и с подмосковным правительством стала последней каплей. Если бы не инвесторы, Игорь, вероятно, ещё продержался бы несколько месяцев. Но и Леонид, тот тоже закрыл свой бизнес.
Вот так и получилось, что Леонид Трегубов устроился завотделом в «Инвестком» и пригласил Игоря. Вообще-то Игорь не очень хотел в «Инвестком», с корпорацией у него имелись давние счёты. Если бы в «Инвесткоме» существовал чёрный список, Игорь, вероятно, оказался бы в нём.
Выяснилось, однако, что никакого чёрного списка не существует в природе. Заведующая
Секретарша – она в отделении б'oльшую часть времени оставалась за главную – дала Игорю подписать трудовой договор. Как он и ожидал, Игорь уже знал немного местные порядки, в одном экземпляре.
– Положено в двух, – напомнил Игорь, – один хранится в «Инвесткоме», другой у меня.
– У нас положено только в одном, – отрезала секретарша. Девица была из породы дрессированных исполнителей, не привыкших подвергать сомнению распоряжения свыше, спорить с ней казалось бесполезно. Не согласен, уходи.
Дежурств Полтавскому сразу дали много, однако дежурства оказались исключительно странные: телефон звонил почти непрерывно, но это не были звонки от потенциальных клиентов. По дежурному телефону звонили эксперты, разыскивавшие друг друга и заведующую, которой никогда не оказывалось на месте, секретарша болтала с кавалерами, звонили домой и из дома. Вообще жизнь в отделении текла удивительная: люди бродили по коридорам, стояли группами, часами курили на ступенях у входа, обсуждая текущие новости, клиентов практически не было, лишь изредка кто-то заходил на консультацию и совсем уж редкие счастливцы заключали договоры. Перекусить в Перовском отделении было негде. Раньше в Москомрегистрации имелась большая столовая, единственная на весь район, – теперь на её месте располагался «Инвестком». В восемнадцать часов в Москомрегистрации закрывали центральный вход. В «Инвесткоме» имелась вторая дверь, но никто не удосужился сделать вывеску и повесить объявление, клиенты об этой двери не догадывались, в вечерние дежурства эксперты сидели, как в бункере, в полной тишине. За два месяца Игорь почти ни с кем не познакомился. Да и с кем знакомиться, если люди постоянно менялись? Лишь немногие ожидали, что что-то изменится. Игорь тоже ожидал, а пока старался бывать в «Инвесткоме» пореже, приходил только на дежурства. Работал один Гейдар. Игорь не был любопытен и общителен, но и до него доходили слухи: Гейдар – азербайджанец, на него работают родственники, чуть ли не вся диаспора… Одни говорили с завистью, другие почти с восторгом… Сейчас Игорь корил себя. Его, как это часто с ним бывало, подвело отсутствие любознательности. Разговоры про Гейдара он пропускал мимо ушей. Не узнал, что Гейдар проводит инвестиционные сделки. А ведь не только по углам про Гейдара говорили, но и лекторы тоже… Эти не прямо, намёками… Игорь слушал – и ничего не понял… из-за жоп…
Собственно, лекторы и стали главным впечатлением за два месяца, проведённых в Перовском отделении…
Игорь нередко задумывался о том, как устроен «Инвестком». Вроде новорусская фирма, хитрая. Не платит налоги, зарплаты – по липовым ведомостям, трудовые договоры – в одном экземпляре, то есть риэлторы у неё на крючке, и она, если что, их подставит. Все документы хитроумно составлены юристами, естественно, в пользу «Инвесткома». А с другой стороны, что-то было в «Инвесткоме» советское, а может, новорусское перемешалось с советским, не разберёшь. Во-первых, план. Плановый отдел на целый этаж в главном офисе на Щербаковской во главе с бывшим госплановским чиновником. И система советская: каждому отделению спускается разнарядка. Тоже, как в Советском Союзе, – с потолка… или нет, от достигнутого. Или, скорее, от желаемого. То есть вечный рост. Всё по-прежнему, только компьютеры вместо арифмометров. Во-вторых, идеологическая работа. Когда стало ясно, что Перовское отделение тонет и занимает место в самом хвосте, прислали нового командира – Кулика, но главное – лекторов…
…Кулик, главный менеджер, брошенный на прорыв, был поначалу малозаметен. Пообещал побеседовать с каждым риэлтором персонально и объявил с завтрашнего дня лекции: строго обязательно, вплоть до увольнения. Он, видно, верил в магическую силу этих лекций – и заперся на время за бронированной дверью.
Итак, в строго назначенный час в сопровождении Кулика, который, показалось Игорю, отчего-то заискивал перед лектором, появился главный идеолог «Инвесткома» – толстопузый, криво- и коротконогий, рябоватый, рыжеватый, с узким лбом, маленькими глазками, огромным носом и сразу с несколькими перстнями на коротеньких жирных пальцах. Но самое яркое впечатление – жопа. С каждым шажком она колебалась от собственной тяжести. Размера эдак не меньше восьмидесятого. Судя по виду, еврей. Игорь генами, что ли, потому что тоже был евреем, или по сильно измятому, мешковатому костюму почуял в Разбойском, такова оказалась фамилия лектора, какую-то неистребимую, даже нарочитую, местечковость. Притом сразу видно, плут. Одним словом, Шейлок [11] . Очень обаятельный, жовиальный, как говаривал Бабель, и вместе с тем донельзя уродливый Шейлок. Каким, собственно, Шейлок и должен быть.
11
Шейлок – герой пьесы В. Шекспира «Венецианский купец», хищный ростовщик, еврей по национальности.