Иные песни
Шрифт:
— У Джобалла приказ отскочить. — Эстлос Бербелек неторопливо прихлебывал кахву.
— Джобалл не вошь, чтобы всё кусать да отскакивать. Ты знаешь кавалеристов. Может, впрочем, у него уже нет шансов.
От чугунной печки волнами шел жар, Аурелия бессознательно поворачивалась лицом к огню. Портэ ощерил к ней в широкой усмешке желтые зубы. Он одновременно кипятил кахву, чи и пажубу, добавлял в каждый напиток разнообразные экзотические приправы, регулярно доставляемые ему НИБ в жестяных банках с гербом Купеческого Дома. Шатер вскоре наполнился смесью острых запахов, даже хоррорный заглянул внутрь.
Пажуба была для
— Я уже, собственно, должен вас покинуть… — Полянски озабоченно почесывал нос. — Рог, узнай он о моем присутствии здесь, сделает вывод, который —
— Да-да, — прервала его Яна. — Знаем-знаем: смута жаждущего мести стратегоса, приватная война Иеронима Бербелека, в случае поражения Казимир и Святовид умывают руки.
— А что! — взорвался Полянски. — Может, он останется, чтобы ответить перед Трепеем за Тора? — ткнул пальцем в сторону Олафа Запятнанного.
Крыса кратистоса Норда пожал плечами.
— Тор уже не первый год ведет с Чернокнижником открытую войну. Скрывать нечего. Мы охотно поприветствуем стратегоса Бербелека на северном фронте.
— Ведет войну, как же! Рог ни разу не ходил с войсками на Норд, вы сходились лишь в парадных стычках да насылали корсаров на корабли друг друга.
— Спокойно, спокойно! — повысил голос стратегос. — А то выгоню всех! Мы не победили, но пока и не проиграли. Ночью пойду на приступ, подтянем бегемотами пиросидеры и войдем вглубь города. Если только у Крипера не найдется пара-другая чудес. Когда рапорт Бартоша?
— Я пойду с тобой, кириос, — отозвалась Аурелия. — Если хочешь возглавить атаку лично… пойду с тобой.
— Не знаю, хорошая ли это мысль, чтобы так рисковать, эстлос, — сказал Олаф, осторожно поставив на колено чашку с чи.
— Приступ в плотной морфе стратегоса — в этом пока есть шанс, — сказал Бербелек. — Без дополнительных сил… не вижу другой надежды на быстрый перелом.
Аурелия качала головой. Дым сдерживаемой злости начинал разъедать ей горло.
— Весь Византийский Хоррор приплывет сюда не позже, чем через две недели, первая сотня может появиться в любую минуту. Не понимаю, кириос. Это глупо. Чернокнижник не сбежит, адинатосы не сбегут. Погоди.
— Если не займем город в ближайшие три дня, придется отступить, — сказал стратегос Бербелек, отставив пустую чашку и сунув руку во внутренний карман кируфы за махронкой. — Почитай военные учебники, что они говорят об осадах. Соотношение сил должно составлять как минимум три к одному в пользу осаждающих, а на самом деле и все десять к одному. А что у нас? Один к двум, один к трем. Восемь хороших пиросидер, дюжина бегемотов, чуть больше сотни кавалерии и полтысячи регулярной пехоты; еще полтысячи — второпях набранные новобранцы, только и могущие, что валяться в окопах, постреливать из кераунетов, жрать провиант и провоцировать драки. А Крипер Чужебрат сидит в Коленице с полуторатысячным гарнизоном Третьего Куса; сидит без малого семь лет, прекрасно укрепился, был готов, линия фронта ведь проходит в нескольких десятках стадиев к западу. Большой успех уже то, что мне вообще удалось взять его в осаду. И что такое это мое нападение? Безумие. Самоубийство. Крайний риск. Может, будь у меня там, внутри, предатель, эффект неожиданности, открытые ворота… Но чтобы вот так? А ему довольно просто ждать подкрепления.
— Тогда зачем?..
— Потому что я должен одержать эту победу. Знаешь, что напишут все газеты Европы, когда Иероним Бербелек отобьет у Чернокнижника Коленицу?
— Значит, все сражение — ради заголовков в газетах?..
— Ради того, отражением чего они являются.
— Тебе нужно было дождаться Хоррора, кириос, — повторила Аурелия.
— Нет. Он уже знает, что я иду на него. Нынче, несмотря ни на что, я еще мог перейти фронт и окружить Коленицу; а чуть позже придется сперва выигрывать полноценную войну, чтобы вообще подступить к стенам города. Для всего есть подходящие минута и миг, и нынче открылось именно такое время — нынче я могу выстроить Форму победы, которая после понесет меня уже сама по себе, подобно эфирному эпициклу. Годом раньше или позже — и было бы рано или поздно, я бился бы головой об стену.
— Это искусство, схожее с искусством мореходов, — проворчал эйдолос Тора. — Поймать в паруса ветер Истории, когда он дует в твою сторону.
— А с каким искусством схоже, — заскрипела Яна, — искусство, позволяющее всегда развернуться так, чтобы не оказаться Историей выпертым?
Обменявшись парой фраз со стражником на входе, в шатер вошел изгвазданный вестовой с рапортом после штурма. Отсалютовал стратегосу и начал, в потоках ломаного греческого, сыпать числами, именами, описаниями позиций. Аурелия махнула рукой и вышла, встав у шатра. Через миг к ней присоединился Олаф Запятнанный; в руке он все еще держал чашку с исходящим паром чи.
Аурелия искоса поглядывала на Нордлинга.
— И что скажет Тор?
— Тор ничего не скажет. Тор только треснет кулаком по столу.
— И?
— А как ты думаешь, зачем бы я с вами поехал?
— Отправить донесение Тору, стоит ли ставить на Иеронима Бербелека. Захватит ли тот Коленицу; как это сделает; и что бы Тор об этом подумал.
— Это тоже.
Она нахмурилась. Что он ей внушает? Если бы это и вправду была тайна кратистоса, он не указывал бы на нее столь явно. Ведь он знает, она все расскажет стратегосу. Значит, врет. Но как именно звучит эта ложь?
— Его уже боятся? — прошептала Аурелия.
— Если он и вправду в силах одолеть Чернокнижника… Подумай. Иллея может и не вернуться, но он — останется здесь. И из чьих земель тогда захочет выкроить себе удел?
Аурелия смотрела на крысу с явным недоверием.
— Уже боятся его!
— Он ведь хочет убить кратистоса, верно? Конечно же, они обеспокоились.
— Метэр! Не верю. И что же, они оставят его на съедение Чернокнижнику?
— Нет, зачем же, Вдовец и вправду представляет наибольшую угрозу, необходимо разобраться с ним и Искривлением. Но что потом?
— Стратегосу придется встать против Силы адинатосов, неизвестно, вернется ли он вообще, вернется ли как Бербелек. Скорее всего, это самоубийственная миссия.
— Сама видишь. А здесь у него уже будут великая власть, великая слава и великое имя. Зачем бы ему все это бросать — ради почти неминуемой смерти? Человеку неведома такая мотивация.
Аурелия уже откровенно таращилась на Олафа, из приоткрытого рта у нее вылетали облачка горячего пара.
— И о чем ты, собственно, пытаешься предупредить стратегоса? Что Тор от него хочет?