Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы
Шрифт:
Защитников формы «Инженерный труд» изображал в своем «Паноптикуме» в карикатурном виде — то как белогвардейца, то как нациста с инженерным значком вместо свастики. Чтобы сломить, наконец, сопротивление инженеров и отучить их от ношения формы, ей придавалось значение чего-то преступного; те, кто не желал ее снять, отождествлялись с «вредителями» {395} . Профсоюзный журнал писал по поводу ареста инженеров, носивших форму: «Как же хорошо подходят друг к другу эти два слова — вредитель-формоносец» {396} . Фуражка получила название «шахтинка» — с намеком на процесс против шахтинских инженеров {397} .
Советское правительство в 1928-1931 гг. вело борьбу против всей культуры старой корпорации инженеров, против их организаций, мировоззрения, методов работы, поведения и одежды. Для этого оно сумело воспользоваться набором предрассудков и неприязненным отношением к инженерам, уходившими корнями в царское время. Насилие против инженеров было результатом, с одной стороны, усвоения шаблонных образов врага, навязываемых государством, с другой — трудовых конфликтов. В борьбе против старого инженера стало ясно, что новый, советский инженер должен по всем параметрам отличаться от прежнего, царского: ему надлежит происходить из рабочего класса, одеваться по-рабочему и ориентировать производство в соответствии с представлениями рабочих. Он должен не горбиться над столом в кабинете, производя сложные расчеты, а, движимый верой в социалистическое строительство, разрабатывать проекты и спонтанно находить решение проблем. Старый председатель ВМБИТ Шейн (р. 1882) предложил новый девиз: «Обрабочить инженера и обинженерить рабочего» {398} . Старых специалистов, едва вступивших в пору расцвета, заставляли уступить место новой команде советских инженеров, чьи идеалы звались не Леонардо да Винчи, Уатт и Ломоносов, а Маркс, Ленин и Сталин, которые обретали славу не благодаря тому, что их творения в точности соответствовали проектам, а благодаря разоблачению «бессмысленности» расчетов, мешавших сделать невозможное возможным.
III. РОЖДЕНИЕ НОВОГО ИНЖЕНЕРА
1. Детство
а) Детство рабочего: бедность и эксплуатация
Мужчины и женщины, из которых советская власть намеревалась делать новых людей, происходили из беднейших слоев населения России. Они, как правило, родились около 1905-1906 гг., и первые десять лет их жизни прошли при царе: этот период до 1917 г. был для них беспросветным, печальным временем. В их воспоминаниях он занимает центральное место {399} . Едва ли можно найти инженера, будь то мужчина или женщина, который не рассказывал бы обстоятельно о детских годах, прожитых в царское время. Описание детства превращается при этом в своего рода негатив, на фоне которого позднейшая жизнь при советской власти выделяется как светлое будущее. 1917-й год отмечается как несомненно судьбоносная веха, разделяющая биографию на два отрезка: жалкое существование до революции и прекрасную эпоху после нее.
Такая повествовательная стратегия представляет собой не только художественное средство, позволяющее создать нарастающее напряжение; она свидетельствует о свойственном авторам диалектическом мировоззрении и показывает, насколько они идентифицировали себя с Советским Союзом. Эти инженеры не оставляют никаких сомнений по поводу того, что означало для них социальное восхождение, связанное с превращением из батрака, посыльного или фабричного подсобного рабочего в инженера, партийного работника, заместителя наркома {400} .
Инженер Леонид Игнатьевич Логинов (р. 1902), поставивший себе целью записать воспоминания, «которые стойко сохранились в моей памяти, как очень важные вехи на моем жизненном пути» {401} , начинает свои записки со следующих рассуждений: «В воспоминаниях отдельных авторов нередко встречается такая фраза: "У него не было детства". Мне кажется, говорить так неправильно. Детство было у каждого, но другое дело, какое оно было, плохое или хорошее и какие остались воспоминания от прошедшего детства» {402} .
Логинов понимает, что стоит в ряду многих мемуаристов, и тем не менее считает нужным рассказать именно о своем личном детстве. Он рос вместе с двумя братьями в городе Вязники Владимирской губернии. Его отец служил приказчиком в маленькой лавке, так что семья скромно, но неплохо жила в крошечном домике с садом до тех пор, пока ее глава не заболел туберкулезом. Смерть отца в 1908 г., когда Логинову было семь лет, коренным образом изменила положение: мать с тремя маленькими детьми осталась без средств к существованию. Их приютил дед в селе Никологоры, где мать поначалу зарабатывала в качестве кустаря-надомницы, а позже устроилась ткачихой на текстильную фабрику. Логинов ходил в школу только четыре года, потом и ему пришлось вносить свой вклад в содержание семьи. Он работал на фабрике по двенадцать часов в день, пока в 1913 г. не сбежал от побоев мастера; служил у одного купца, у которого вместе с другими слугами и посыльными ютился на кухне. Затем в 1917 г. будущий инженер нашел работу у своего дяди в вагоноремонтной мастерской в качестве ученика столяра. Логинов на собственном опыте изведал крушение всех основ бытия, наступившее с болезнью и смертью отца. Не имея возможности получить достаточное школьное образование, он не усматривал перспективы когда-нибудь покончить с зависимостью от хозяев-эксплуататоров. Его отец придавал большое значение образованию; он был атеистом, выписывал журналы и оставил детям ящик книг {403} . Логинов видел два выхода из своего положения — образование и революцию. Многие инженеры, подобно ему, подчеркивают, что чтение становилось для них первым шагом на пути к лучшей жизни: «В детстве я очень любил читать книги» {404} .
Логинов читал Некрасова, Крылова и Толстого и надеялся хотя бы у одного из хозяев все же получить настоящее образование. Одновременно он интересовался «революционерами», пытался установить с ними контакт: он восхищался дочерью своего работодателя, которая училась в Петербурге и выглядела «как типичная революцией нерка», и просил дядю познакомить его с революционными идеями {405}
Никита Захарович Поздняк (1906-1982) уделил тернистому пути, по которому он шел ребенком и подростком, значительно больше места, чем Логинов. Поздняк ставит своей главной целью показать, какой жалкой судьбы он избежал благодаря большевикам: «В этих записках описана тяжелая жизнь батрака подростка в наймах на Каховских хуторах, затем радостная встреча бедняками Октябрьской революции, жизнь и учеба беспризорников, детей бедняков в трудовой сельскохозяйственной школе "Червоный казак" в первые годы Советской власти, дальнейшая учеба автора на рабфаке и в столичных вузах» {406} .
Поздняк родился в 1906 г. в селе Агайманы (позднее Фрунзе) близ города Каховка Херсонской губернии, в семье кровельщика и дочери местного церковного старосты. Семья с пятью детьми жила в скромном достатке, пока отца в 1905 г. не арестовали за участие в революционных выступлениях и не подвергли публичной порке. С того времени дома его не видели: до 1914 г. он сидел в тюрьме, а с началом войны был немедленно мобилизован. Мать, с 1905 г. заботившаяся о пропитании семьи, заболела и умерла в 1916 г. В таких условиях Поздняк, как и Логинов, смог посещать школу только четыре года {407} . Он описывает в первую очередь свое бессилие и беспомощность. Если у Логинова все-таки была мать, служившая ему какой-то опорой, то Поздняк чувствовал себя совершенно беззащитным и брошенным на произвол судьбы. Первыми, кто позаботился о нем вместо родителей, по его ощущениям, стали большевики.
Поздняк, так же как Логинов, испытал сильное влияние отца-революционера. Он пишет, что в 1918 г., стоя у его смертного одра, поклялся совершить все, что тот задумал: «В нашей тяжелой жизни я его не винил. Я видел, как он бился для нас, но не его вина, что нам жилось плохо; я боролся за дело, начатое нашими отцами» {408} .
Мемуары Логинова и Поздняка — типичные примеры автобиографических текстов, которые можно найти в Российском государственном архиве экономики. Точно в таком же свете показывает свое бедное детство и выдвижение в советское время Евгений Федорович Чалых (р. 1901), хотя он написал воспоминания только после распада Советского Союза. Это, однако, не заставило его пересмотреть историю своей жизни. Напротив, именно в новых условиях он счел своим долгом подчеркнуть положительные стороны советского строя, которые мемуарист, подобно Логинову и Поздняку, видел в избавлении от бедности: «Советская власть создала условия для получения мной высшего образования, и весь советский период я проработал инженером, активно участвуя в создании и развитии электродной промышленности нашей страны. Теперь… я не могу быть пассивным наблюдателем происходящих в стране политических и экономических перемен, мне хочется продемонстрировать свои инженерные знания и позиции» {409} .
Чалых представляет себя как типичный пример человека, сформировавшегося в советское время, «чистого листа», на котором оставила отметки история его страны. Излагая историю своей жизни, он пытается показать непреходящую ценность культурного наследия Советского Союза. Движимый намерением защитить заветы советского прошлого, а тем самым и собственный жизненный путь, Чалых подчеркивает, как его до сих пор поражает то, что он сумел выбраться из нищеты: «Меня постоянно занимает мысль, как мог деревенский паренек из бедной семьи получить высшее образование, занимать высокие инженерные должности и, наконец, стать доцентом, автором многих монографий и учебников» {410} .