Иоанн Грозный
Шрифт:
Встревоженный полоцкой осадой царь велел Шеину, князьям Лыкову, Палецкому, Кривоборскому, взяв полки боярских отроков и донских казаков, идти на выручку, просочиться в кремль, умножить число защитников. В случае невозможности - занять крепость Сокол, тревожить оттуда неприятеля, мешать сообщению с Польшей и Литвою в ожидании главной московской рати. Другое войско царь слал в Карелию и Ижорскую землю гнать вторгшихся шведов. С большею частью сил сам перешел в Псков.
Шеин приблизился к Баторию. Не осмелился атаковать и засел в Соколе, распустив застарелый слух о скором приближении государя с бесчисленным войском. Король не устрашился и лишь заспешил завершить Полоцкую осаду.
Замечая слабое действие бойниц, он предложил венгерским удальцам за значительное вознаграждение влезть на крепостную
Час пробил решительный. Если бы русские воеводы, издали наблюдавшие битву, подведшие полки из Сокола тогда ударили на Стефана, они могли бы сломить врага. Но они стояли верхами и наблюдали, пропуская мимо ушей крики из Полоцка. Ввечеру уехали в лагерь. Донские казаки, хулившие сию трусливую тактику, ночью оседлали коней и ускакали от Шеина. С подобным командиром не видать ни хвалы, ни воинской добычи.
Баторий же занимал дорогу на Сокол, ставил рогатки, сыпал завалы, рыл окопы. Послал свежее войско к Дриссе, чтобы препятствовать московитам в новом движении к Полоцку.
Отбив приступ, в полоцкой крепости погасили пожар. Еще несколько дней глядели, как неприятель сколачивает осадные башни, тащит на них пушки для прицельного огня, ведет подкопы к стенам. Скоро пушки начали обстреливать кремль зажигательным снарядом. Полые ядра, начиненные порохом, рвались, воспламеняя соломенные кровли, плетни, запасы сена. Трава горела у зданий, пламя лизало пороги, боковины домов, мостки и перекрытья крепостной ограды, бойницы. Осажденные не спали, истекали кровью, падали от усталости и, в конце концов, потребовали от воевод мирных переговоров.
Воеводы и архиепископ Киприан не хотели о том слышать, говоря: «Страшимся не злобы Стефановой, а гнева царского!» В благородном отчаянии они задумали взорвать крепость и погрести себя под развалинами. Но слабый духом Петр Волынский и стрельцы не дали исполнить сего гордого намерения и предложили условия замирения Стефану. Тот, торопясь к Пскову и из уважения к проявленной защитниками храбрости, немедля согласился допустить исход сановников, духовенства и рядовых вместе с семьями и движимым имуществом в Москву. Желающим вступить на польскую службу обещались великие милости. Образчиками показывались перебежчики Курбский, Вишневецкий, Заболоцкий, Магнус, каждый со своими людьми, ездившие за Баторием, ждавшие исполнения его обещаний получить уделы, сесть на первые места в устроенной по краковскому лекалу Думе.
Воеводы, избегая разделить бесчестие, заперлись с архиепископом и высшим клиром в древней Софийской церкви. Оттуда их силою приволокли к Баторию, униженных, угрюмо смиренных. Россияне чувствовали добро короля, не походил он на державных извергов. Стать, взгляд, обращение выдавали благородного противника. Весь облик его взывал к чести. Пред ним умолкало желание низкой лестью или предательством добиться презренного прощения. Плененные воеводы не сломились великодушием, требовали себе смерти, в противном случае, ожидали ее от Иоанна, не входило в число тех, коих он прощал бесконечно. Стефан никого не казнил, долго не отпускал из шатров, медля возвратить врагу верных доблестных воинов. Те на улицах сталкивались с перебежчиками, плевали им в лицо. Меж домов и палаток завязывались драки, кончавшиеся кровопролитием.
Повелев очистить крепость, наполненную разлагающимися трупами, король торжественно въехал в город, объявив Полоцк столицей возвращенного литовского воеводства. Заложил первый камень возведенной позднее великолепной церкви католического вероисповедания. Софийскую церковь он оставил греческой вере, но, низринув архиепископа Киприана, поставил во главе ее послушного витебского святителя. В отдельной грамоте Баторий провозгласил свободу вер, желая терпимостью привлечь к себе сердца будущих подданных, которых собирался он искать в новых покоренных, по его же словам – освобождаемых от тирана русских городах. Своим любимцам иезуитам Стефан роздал богатые местности в Белоруссии, наказав строить школы при римских приходах, образовывать, улучшать туземные нравы. Полоцк, удел потомства Владимира и Рогнеды, был утерян до царства Екатерины Великой.
Неутомимый Стефан слал войско к Соколу, стремился выбить робких, ослабленных уходом донских казаков противников. 19 сентября коалиционное войско осадило Сокол, 25-го были зажжены башни и под звуки труб поляки, венгры, литовцы пошли на приступ. Россияне поспешно заливали огонь водою, таскаемой из прудов, но враз запылали многие бревенчатые здания. Пламя не оставляло безопасного места для пяти-шести тысяч московитов. Была сделана отчаянная вылазка. Наши долго бились и уступили превосходящей силе, попятились в крепость. Немцы на плечах защитников ворвались в кремль. В тесноте началась резня невообразимая. Россиянам удалось затворить ворота, опустить решетку за мостом, не оставив ни себе, ни врагам выхода. Рубились в дыму и пламени, задыхались, горели, пока литовцы и поляки извне не разбили тараном ворота и не вломились в кремль для дальнейшего русских истребления. Пало четыре тысячи воинов. Спасся умелый на то Шереметьев с некоторым числом боярских отроков. Был среди них и Василий Шуйский с двумя братьями, кроме Пуговки.
В остервенении злобы за павших товарищей иноземные наемники били мертвых, отрезали уши, носы, кожу с лица воеводы Шеина и других храбрецов. Стефан же, не выпуская удачи, гнал полки, спешно беря Красный, Козьян, Ситну, Туровль, Нещерду. Была опустошена и очищена от московских гарнизонов Северская земля до Стародуба, выжжено две тысячи селений в Смоленской области.
Царь продолжал неподвижно стоять в Пскове с сорока тысячным войском, получая каждый день все более устрашающие новости. Стефан шел к нему. Иоанн с веселой миной при плохой игре угощал там на пирах польского посла Лопатинского, будто никакой войны не было, король с войском не приближался, и Речь была дружественным государством. Бесконечно толковалось о вечном мире, о родстве и дружбе искренней с Баторием. Лопатинскому вручили примирительное письмо и отпустили к королю с Богом.
Получив грамоту, Стефан остановил свой ход, временно довольствовался прежними успехами. Иоанн казнил в Пскове пойманного Шенкенберга, дождался рапорта об отражении шведов от Нарвы, нашего единственного балтийского порта, и в связи с прекращением военных действий уехал в Москву.
В январе 1580 года Иоанн созвал знатнейшее духовенство в столицу, объявил всем на соборе, что отечество в опасности: литовский, турецкий, крымский, шведский государи, ногаи, поляки, угры, лифляндские немцы хотят истребить Православие, в казне же недостаток средств на войну. Войско скудеет и нуждается, монастыри богатеют. Множество сел, земельных угодий находятся у епископий, служат только для пьянственного и непотребного жития худшей части духовенства. Иные церковные земли в запустении, но по закону не могут использоваться как награда отличившимся военным. Царь потребовал жертвы от святителей. Собор не смел противоречить и приговорил грамотою, земли и села княжеские, когда-либо отказанные митрополитам, епископам, монастырям и церквям, или купленные ими, оттоле пусть будут государевыми, или государственными, что одно. Все другие навеки становятся церковным достоянием. Впредь священники не должны присваивать себе имений недвижимых ни добровольною уступкою, ни куплею. Заложенные ими земли по мирским долгам тоже отдаются в казну. Постановление сопровождалось церковной инвентаризацией. Царь, впрочем, как и всегда, не отличился последовательностью. Скоро он раздавал монастырям и епископиям новые вотчины то на помин им же убиенных, то по молитвам за спасение отечества.