Иоанна I
Шрифт:
К 1335 году Роберту было пятьдесят семь, а его жене — пятьдесят. Сын короля, как и все его братья были уже мертвы, кроме одного — младшего, Иоанна, мужа Агнессы Перигорской, который скончался в следующем году. Если бы он не капитулировал перед Шаробером и Папой, Роберт мог бы однажды привлечь к управлению государством сыновей константинопольской императрицы, но Екатерина Валуа, получившая отказ в попытке получить неаполитанский трон для одного из своих отпрысков, строила другие планы. В 1338 году императрица собрала флот и, со всем своим семейством, отплыла в Ахайю, намереваясь поднять восстание против местного византийского деспота и установить свое правление в Греции.
Роберт Мудрый понимал, что его жизнь приближается к закату, и стремился одержать последнюю победу в надежде вернуть былую славу. С самого начала своего правления, четверть века назад, главная цель короля Неаполя — свергнуть Педро Арагонского, короля Сицилии, — оставалась прискорбно невыполненной. Для выполнения этой задачи Роберт
Уменьшение влияния за границей и неспособность вернуть Сицилию были не единственными признаками растущего бессилия Роберта. Король ощущал, что внутри страны его власть тоже ослабевает. В годы юности Иоанны, несмотря на многочисленные эдикты, предписывающие соблюдать закон, резко возросла преступность. Представители суперкомпаний жаловались на неаполитанский бандитизм новому Папе, Бенедикту XII, который отправил эмиссаров, чтобы попытаться укрепить власть короля, но их усилия оказались столь же неэффективны. Чтобы пресечь бандитизм у власти просто не хватало ресурсов.
Еще более серьезной проблемой была склонность неаполитанской аристократии к насилию. Богатство Неаполя было сосредоточено в руках королевской семьи и небольшого числа привилегированных придворных. Большая часть трудоспособного населения, облагаемая высокими налогами и изнурительной барщиной, вынужденная заниматься земледелием в гористой, засушливой местности, быстро нищала. Жизнь крестьян, обрабатывавших землю во времена правления Роберта Мудрого, была суровой, да и для их господ, местных землевладельцев, она была не намного лучше. Из-за нехватки средств споры между соседними семьями за клочок земли или привилегии разгорались со страстью, несоизмеримой с первоначальной причинной. Банды вооруженных дворян бродили по сельской местности, совершая налеты на предполагаемых врагов и грабя незадачливых путешественников. Затем члены этих банд сами подвергались расправе со стороны разъяренных родственников их жертв, и так постепенно укоренилась форма внесудебного возмездия, которая и сегодня, семь веков спустя, известна как вендетта.
Реакция Роберта на эти внутренние беспорядки, похоже, была неоднозначной. Когда в 1330-х годах произошла вспышка вражды между столичными дворянами и дворянами Капуи и Нидо, он попытался выступить посредником и издал строгий указ, "согласно которому жители города не могут нарушать его спокойствие, носить запрещенное оружие ни днем, ни ночью, собираться толпами, бродить по пьяцце с оружием, совершать насилие над равными или нижестоящими, открыто или тайком, в общественных или частных местах" [53] . Но его строгие указы против бандитских разборок не часто и не достаточно быстро подкреплялись силовым воздействием, и к концу десятилетия королевскую администрацию открыто обвиняли в коррупции. Джованни Виллани оставил в своей хронике подробное описание продолжительного и особенно разрушительного вооруженного конфликта, в котором участвовали граф Минервино и его родственники, известные как братья Пипини:
53
Dean, The Towns of Italy in the Later Middle Ages, p. 167.
В 1338 году в Неаполитанском королевстве, которым правил король Роберт, начались большие волнения и беспорядки в городе Сульмона, а также в городах Аквила, Гаэта, Салерно и Барлетта. В каждом из этих мест организовались группировки, которые воевали друг с другом, причем одна группировка старалась изгнать другую. Эти города и их окрестности были опустошены, и, как следствие, сельская местность наполнилась бандами разбойников, которые грабили повсюду. Многие бароны королевства приложили руку к этим беспорядкам, поддерживая то одну, то другую сторону… Одну группировку возглавляла семья Марра, а с ними граф Сан-Северино и все его приверженцы; в другой группировкой была семья Гатти и граф Минервино, которого называли "Паладином", и его приверженцы… Король подвергся большой критике из-за этих беспорядков… из-за его терпимости к опустошению своего королевства, из-за его личной жадности к штрафам и репарациям, которые должны были быть выплачены в результате этих злодеяний… Затем, только когда города были почти разорены, король послал свои войска осадить графа Минервино; братья графа прибыли в Неаполь и отдались на милость короля. Все их имущество было конфисковано в пользу короны, а затем продано, и они оказались в тюрьме в Неаполе [54] .
54
Ibid., pp. 165–166.
Разочаровавшись в своих попытках управлять страной, король занялся своими проповедями и книгами и тем самым по иронии судьбы способствовал единственному подлинному достижению своей администрации: созданию энергичного сообщества ученых, посвятивших себя сохранению и распространению знаний. Неаполитанский университет, один из старейших в Европе, славился преподаванием права, как Парижский — теологии, Оксфордский — математики, а Салернский — медицины. На протяжении всего своего правления Роберт Мудрый защищал и поощрял этот важный центр образования и широко использовал его профессорско-преподавательский состав. Магистры университета занимали высокие посты в неаполитанском правительстве, помогали кодифицировать законы королевства и приводили обширные юридические аргументы, на которых основывалось широкое толкование королевских прерогатив.
В 1332 году, чтобы способствовать распространению знаний, Роберт с одобрения Санции нанял выдающегося ученого Паоло Перуджийского на должность хранителя королевской библиотеки за щедрое вознаграждение в 225 золотых флоринов в год и поручил ему собрать обширную коллекцию манускриптов. Труднодоступные труды Сенеки, Ливия, Святого Иеронима и Святого Августина, а также многие другие книги были спасены благодаря этим усилиям, а университетские клерки были наняты, чтобы сделать копии для облегчения исследований. "Все важные дополнения, сделанные в царствование короля Роберта в области истории, права и медицины, произошли в период его [Паоло Перуджийского] заведования библиотекой" [55] . Интерес короля к Дальнему Востоку подтверждается тем, что он потратился на приобретение и великолепную иллюминацию копии относительно нового труда De Mirabilibus Magni Canis (О необыкновенных вещах в стране великого хана), в котором описывались приключения венецианского путешественника Марко Поло. Внимание короля к получению и распространению знаний выделяло Неаполь из остальной Италии и значительно повысило престиж королевства. Вскоре после назначения Паоло была собрана библиотека из более чем ста томов, что было весьма значительным для того времени. «Таким образом, Неаполь в его правление стал знаменит средоточием образованности, центром которой был Кастель-Нуово, королевская обитель мудрости и "место разумения"» [56] .
55
Coulter, "The Library of the Angevin Kings at Naples", p. 154.
56
Baddeley, Robert the Wise, p. 272.
Доступность этих трудов в сочетании с покровительством короля привлекла ко двору Роберта в последние годы его правления одних из самых талантливых ученых Европы, а их энергия и упорство значительно повысили интерес к академическим достижениям. То, что Неаполь к 1340 году стал признанным центром классической науки, подтверждает и Петрарка, который, будучи поставлен перед выбором: стать поэтом-лауреатом под покровительством короля Роберта или принять важную должность преподавателя в Парижском университете, выбрал столицу Неаполитанского королевства. В письме кардиналу Джованни Колонна, датированном 1 сентября 1340 года, Петрарка, так описал свою дилемму:
Я нахожусь на трудном распутье и не знаю, какой путь лучше выбрать. Это необычная, но короткая история. В тот самый день, почти в третьем часу, мне было доставлено письмо из [римского] сената, в котором меня самым энергичным и убедительным образом приглашали принять звание поэтического лауреата в Риме. В тот же день около десятого часа ко мне явился посыльный с письмом от одного выдающегося человека, ректора Парижского университета, моего земляка, хорошо знакомого с моим творчеством. Он, приводя самые восхитительные доводы, убеждал меня приехать в Париж. Спрашивается, кто мог предположить, что подобное может случиться? В одном письме меня звали на Восток, в другом — на Запад. Вы увидите, какими весомыми аргументами меня толкали туда или сюда…. Тот факт, что в Италии есть король Сицилии [Роберт Мудрый], которого среди всех смертных я признаю главным судьей своих талантов, склоняет чашу весов в эту сторону [57] .
57
Petrarch, Letters on Familiar Matters, I–VIII, pp. 188–189.