Иоанна I
Шрифт:
Репутация великого сенешаля как военачальника и государственного деятеля, напротив, росла, пока он отсутствовал. Пять лет спустя, в 1361 году, Никколо напишет: "У сицилийцев сложилось такое впечатление обо мне (и я хотел бы соответствовать ему), что, увидев меня лично в Мессине, они испугались этого впечатления больше, чем действительности" [208] . Когда неаполитанцы вошли в Мессину, они обнаружили, что их каталонские противники бежали с такой поспешностью, что оставили в городе двух сестер Федериго III, которых Никколо взял под "учтивую опеку" [209] в королевском замке. Победа неаполитанцев была настолько убедительной, а их захват бывшей цитадели врага — настолько прочным, что Людовик Тарентский почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы в следующем месяце тайно посетить Мессину. Убедившись в том, что Сицилия действительно покорена, король Неаполя драматично открыл свою личность местным жителям и даже, под всеобщее одобрение, проплыл вдоль побережья торжественно помахав своим новым подданным с палубы королевской галеры.
208
Leonard, Les Angevins de Naples, p. 396.
209
Setton, "Archbishop Pierre d'Ameil in Naples and the Affair of Aimon III of Geneva", p. 644.
Так
Запланированное включение Сицилии в состав Неаполитанского королевства, кропотливо обговоренное в месяцы, предшествовавшие церемонии коронации, продемонстрировало острую политическую изощренность обеих сторон. Несмотря на более чем полувековой конфликт, правительству Иоанны хватило здравого смысла отнестись к своему бывшему врагу с уважением и великодушием. Сицилийцы, представленные латинской партией, попросили, чтобы Иоанна и Людовик посещали Сицилию каждые три года, с целью контроля ситуации на острове, а также, чтобы ведущие члены латинской партии были приглашены в качестве советников в Неаполитанское королевство, дабы остров стал равноправной частью королевства, а не оставался просто придатком. Корона согласилась на эти условия, оговорив лишь, по рекомендации Никколо, оставить за собой право назначать чиновников для управления островом, как это делал королевский сенешаль в Провансе. Латинская партия согласилась на это, при условии, что все администраторы будут выбираться из ее рядов. Таким образом, каталонская партия фактически лишалась всех прав, и оказалась в скрытой оппозиции, но ожидать иного от средневековых правителей в той ситуации, что сложилась на острове, было нельзя.
На Рождество 1356 года Иоанна добилась долгожданного завоевания острова Сицилия — заветной цели, которой не удавалось достичь ее отцу, деду и прадеду. Только Карл Анжуйский, легендарный основатель династии, владел тем, чем ныне владела Иоанна, получал почести от местного населения, какие были оказаны королеве, был признан государем, как признали ее. Несмотря на огромные прежние затраты людских и финансовых ресурсов, никто другой из ее семьи даже близко не подошел к этому. Лично для Иоанны этот триумф должно быть стал ошеломляющим, ведь не было лучшего способа оправдать свое правление и веру в нее деда, чем вернуть Сицилию в состав королевства.
Более того, эта победа королевы Неаполя резко контрастировала с другими, столь же значимыми событиями того года. Почти в то же время, когда Иоанна отвоевывала Сицилию, ее кузен, король Франции, проводил собственную военную кампанию против своего традиционного врага, короля Англии, но с гораздо менее приятными результатами.
Филипп VI, брат императрицы Екатерины Валуа, умер в 1350 году, и ему наследовал его сын, Иоанн II, известный, по необъяснимым причинам, поскольку ни его нрав, ни его правление не оправдывали этого прозвища, как Добрый. Когда король Иоанн взошел на трон, ему уже исполнился тридцать один год, он был женат и имел пятерых детей, что должно было внести элемент стабильности в период перехода власти от одного короля к другому, но к сожалению, незрелость суждений Иоанна не соответствовала его возрасту. В первые месяцы своего правления новый король предпринял ряд сомнительных инициатив, включая поспешную казнь коннетабля Франции, чтобы заменить его одним из своих фаворитов, и обесценивание денежной массы в попытке пополнить королевскую казну — политика, которая не способствовала расположению к нему подданным.
И все же он мог бы выкарабкаться, если бы не его кузен, Карл, король Наваррский, чье прозвище Злой, напротив, было весьма метким. Карл был молод, обаятелен, талантлив и амбициозен, но он также был хитер, непостоянен и коварен. Будучи прямым потомком короля Филиппа IV Красивого, он претендовал на французский трон и считал королей из династии Валуа узурпаторами. Не удовлетворившись весьма значительным наследством, Карл не скрывал своего желания сменить кузена на посту короля Франции или, если это не удастся, увеличить собственные владения и престиж за счет Иоанна II. В 1351 году Иоанн попытался откупиться от амбициозного кузена, выдав за девятнадцатилетнего Карла свою восьмилетнюю дочь Жанну, но король Наварры расценил протянутую королем руку мира как проявление слабости и перешел к вооруженному противостоянию. В 1354 году Карл Злой поднял открытый мятеж, дерзко убив нового коннетабля Франции, Карла Испанского (де ла Серда). "Знайте, что это я, с Божьей помощью, убил Карла Испанского" [210] , — с гордостью писал он изумленному Папе Иннокентию VI. Когда Иоанн в ответ объявил о конфискации владений короля Наварры, Карл Злой предложил королю Эдуарду III Английскому собрать армию и объединиться с ним в Нормандии, пообещав предоставить в распоряжение англичан свои войска и нормандские замки в качестве базы для операций, чтобы нанести Иоанну удар, "от которого он никогда не оправится" [211] .
210
Tuchman, A Distant Mirror, p. 136.
211
Ibid., p. 136.
Эдуард
212
Barber, The Life and Campaigns of the Black Prince, p. 50.
Такое нельзя было терпеть, и в апреле 1356 года Иоанн II наконец арестовал Карла Злого и бросил его в тюрьму, после чего стал готовиться к войне. "Король собрал все силы королевства Французского; не было ни герцога, ни графа, ни знатного барона, которого бы он не призвал, и все они собрались в Шартре. Согласно списку, у него было более десяти тысяч человек", — пишет хронист того времени известный как Герольд Чандоса [213] . К этому моменту Иннокентий VI был уже основательно встревожен текущими событиями и отправил двух своих самых опытных и влиятельных кардиналов, Талейрана Перигорского и Ги Булонского, чтобы те попытались заключить между враждующими сторонами перемирие и тем самым прекратить кровопролитие. Французская армия выступила на юг из Шартра, а принц Эдуард двинулся из Бордо на север, кардиналы же поспешили из Авиньона на запад. 18 сентября 1356 года все эти люди встретились под Пуатье.
213
Ibid., p. 94.
Папские легаты сделали все, что могли, особенно кардинал Перигорский, который, по словам английского хрониста Джеффри Ле-Бейкера, убедил стороны отложить сражение "из почтения к Святой Церкви и во избежание пролития христианской крови" [214] . Талейран воспользовался паузой и разъезжал туда-сюда между французским и английским лагерями в попытке найти мирное разрешение противостояния. "Сражение в тот день было остановлено кардиналом Перигорским, — пишет хронист Жан Фруассар, — который искренне старался заключить мир, но тщетно, поскольку ни одна из сторон его не желала" [215] . Вместо этого обе стороны использовали отсрочку для более тщательной подготовки к сражению: английская армия получила столь необходимый отдых, в то время как "французская армия увеличилась на тысячу латников и гораздо больше простых людей" [216] .
214
Ibid., p. 73.
215
Froissart, Chronicles, vol. 1, p. 52.
216
Barber, The Life and Campaigns of the Black Prince, p. 73.
На следующий день, когда мирные переговоры провалились, началась битва. Ситуация была похожа на ту, что сложились при Креси в 1346 году. Снова английская армия уступала французам по численности. "Вся армия принца, включая всех, не насчитывала и 8.000 человек; в то время как французы, считая всевозможных людей, имели до 60.000 бойцов, в числе которых было более 3.000 рыцарей" [217] , утверждает Фруассар (хотя в действительности общее число французов, вероятно, было ближе к 16.000). И опять же, англичане, вооруженные длинными луками, имели технологическое превосходство, и это превосходство, очевидно, признавал и принц Эдуард, который специально обратился к своим лучникам отдельно от основной части армии. "Случай, время и опасности делают из боязливых людей очень сильных и выносливых, честь и любовь к Англии, и желание получить богатую добычу, должны воодушевить вас" [218] , — кричал Черный принц, пытаясь побудить этот важный контингент к выполнению поставленной задачи. И снова английская армия сражалась дисциплинированно и слаженно, в то время как французский король разместил свои войска хаотично, что позволило англичанам отбивать врага по частям, тем самым сводя на нет численное превосходство французов.
217
Froissart, Chronicles, vol. 1, p. 53.
218
Barber, The Life and Campaigns of the Black Prince, p. 75.