Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
Шрифт:
Само по себе количественное увеличение армии не могло вести к росту влияния военных. Для того чтобы их влияние проявилось в полной мере, требовалась обстановка военного времени, т. е. большой войны. Именно такую войну и готовил Сталин. И, как он хорошо знал из истории, в ходе победоносной войны (а рассчитывали воевать малой кровью и на чужой территории) как раз и рождаются будущие бонапарты. Поэтому, чтобы потенциальных кандидатов в бонапарты не осталось, Сталин произвел масштабную зачистку высшего комсостава Красной Армии.
Постоянная чистка Красной Армии от бывших царских и белых офицеров, начавшаяся сразу после окончания гражданской войны, продолжилась вплоть до Большого террора 1937–1938 годов, после которого число бывших царских офицеров на высших командных должностях можно было буквально пересчитать по пальцам. Эта чистка, среди прочих целей, должна была убрать из армии кадры, на которые, как мыслило политическое руководство,
Ближайший соратник П.Н. Врангеля и его представитель в Германии генерал А.А. фон Лампе писал в марте 1923 года: «Мне кажется, что монархистам придется перейти к идеям прямого бонапартизма. Я лично считаю, что царем на Руси должен быть тот, кто сумеет этого добиться… Это возможно только внутри самой России!.. По-видимому, России придется пройти и через «красного Наполеона», должен сказать, что при всем том, что сейчас прямо иду к исповеданию бонапартизма, я не могу пойти за жидом! Не атавизм ли?! … Троцкий, по-видимому, не может опереться на Красную Армию, то есть, она не в его руках – это повышает значение спецов… Если бонапартизм Врангеля был не мифом, я пошел бы за ним… Ну да все равно, пусть хоть Буденный или Тухачевский!»
В конфиденциальной разведсводке «Комсостав и военспецы Красной Армии» от 15 февраля 1922 года, составленной в берлинском представительстве генерала Врангеля, значилось:
«…Лица, близко знающие Тухачевского, указывают, что он человек выдающихся способностей и с большими административными и военными талантами. Но он не лишен честолюбия и, сознавая свою силу и авторитет, мнит себя русским Наполеоном. Даже говорят, он во всем старается подражать Наполеону и постоянно читает его жизнеописание и историю. В дружеской беседе Тухачевский, когда его укоряли в коммунизме, не раз говорил: «Разве Наполеон не был якобинцем?»… Молодому офицерству, типа Тухачевского и других, примерно до 40-летнего возраста, занимающему командные должности, не чужда мысль о единой военной диктатуре».
Особенно в эмигрантских кругах присматривались к Тухачевскому, который по всем параметрам казался подходящим кандидатом в Наполеоны: молодой гвардейский поручик из дворян (на самом деле – капитан), ставший командующим фронтом, прославившийся как громкими победами над Колчаком и Деникиным, так и подавлением крестьянской стихии на Тамбовщине. Никаких данных о его оппозиционности Советской власти в эмиграции не было, но бывшим белым генералам так хотелось, чтобы пришел новый Бонапарт и сверг ненавистных большевиков, открыв эмигрантам путь на родину.
Отношения Климента Ефремовича Ворошилова и Михаила Николаевича Тухачевского, пожалуй, ярче всего выражаются в их переписке, точнее, в резолюциях, которые накладывал «первый сталинский маршал» на послания маршала второго. Эти тексты – сами по себе материалы для хорошей пьесы, которую бы вполне мог написать драматург уровня Булгакова.
Ворошилов, как известно, возглавлял так называемую «конармейскую группировку» в руководстве Красной Армии, представленную С.М. Буденным, преемником Ворошилова на посту наркома обороны С.К. Тимошенко и рядом других командиров – выходцев из рядов Первой конной. Тухачевский же был самым видным представителем противостоявшей «конармейцам» группировки, которую условно можно назвать «офицерской». Большинство ее членов командовали пехотными соединениями и еще в царской армии заслужили офицерские чины, хотя и стали с первых дней революции на сторону Советской власти. До поры до времени Сталина устраивало противостояние двух группировок в руководстве вооруженных сил. Борьба между ними гарантировала, что ни одна из них не будет играть самостоятельную политическую роль и угрожать партийной диктатуре. Но когда в 1937 году подготовка к новой мировой войне вступила в заключительную фазу и мощь вооруженных сил должна была значительно возрасти, Иосифу Виссарионовичу потребовалось единое военное руководство, и он без колебания сделал выбор в пользу лично преданных ему «конармейцев».
15 ноября 1925 года Тухачевский, только что назначенный начальником штаба РККА, писал только что назначенному наркому по военным и морским делам Ворошилову:
«Уважаемый Климент Ефремович.
Я послал Вам вчера телеграмму шифром по линии ГПУ – не знаю, как скоро Вы ее получите.
Дело в том, что Август Иванович (Корк, близкий к Тухачевскому и только что назначенный командующим войсками Белорусского военного округа. – Б. С.), во-первых, в очень натянутых отношениях с командирами, с которыми ему приходится работать. Комбинация Августа Ивановича и Александра Ивановича (возможно, речь идет об Александре Ивановиче Тодорском, ранее являвшемся подчиненным Корка в Закавказье, а теперь командовавшем стрелковым корпусом в Белоруссии, и был помощником командующего округом. – Б. С.) очень сухая. Во-вторых, Август Иванович очень туг по части оперативного мышления, а без этого на новой должности обойтись нельзя. Август Иванович опытный командарм, но в пределах не слишком широких разграничительных линий и определенной задачи.
Иероним Петрович (Уборевич, еще один командарм из команды Тухачевского. – Б. С.) – дело другое. Он обладает авторитетом в среде комсостава, прекрасно мыслит оперативно, работает, совершенствуется, – словом, он является лучшим кандидатом туда, куда направлен Август Иванович (Уборевич возглавил Белорусский военный округ только в 1931 году. – Б. С.). Я очень бы просил назначить моим преемником И. П. Как будто бы не слишком сложно было бы сделать такую же перетасовку и с формальной стороны (т. е. И. П. вместо А. И. и наоборот).
Совершенно уверен, что иначе не избежать трений. Уже до переезда А. И. в Тифлисе эти трения обострялись.
Второй вопрос относительно пленума РВС. Он намечался на конец декабря, т. е. после партсъезда. Практика показывает, что при таком совмещении все переутомляются и пленум проходит скомканно. С другой стороны, после генеральных передвижек, только что имевших место, необходимо два-три месяца для основательной подготовки к пленуму. Поэтому я вношу предложение перенести пленум на февраль.
На этом письме Климент Ефремович начертал резолюцию: «Новому начштабу не мешало бы знать, что после опубликования приказа о назначениях возбуждать вопрос о новых комбинациях является по меньшей мере актом недисциплинированности. Письмецо показательно. Боюсь, как бы мне не пришлось раскаиваться в «выборе» наштаресп. Попробую взять его в лапы. Ворошилов.
И Ворошилов попытался взять строптивца «в лапы». 23 мая 1927 года он наложил не менее грозную резолюцию на записке Тухачевского, поступившей двумя днями раньше. Михаил Николаевич информировал о ходе работы Комиссии по пятилетнему плану и предлагал включить инспекции родов войск в штаб РККА. Ворошилов реагировал резко: «Снова «прожекты», опять «нововведения». Бедняжка не туда гнет и плохо соображает». А когда 13 июня 1927 года Тухачевский передал записку: «Почему бы не сделать т. Рыкова Главным Инспектором Обороны Страны? Это очень помогло бы?» Ворошилов раздраженно начертал: «Еще одно очередное чудачество». Ни Климент Ефремович, ни Иосиф Виссарионович не собирались отдавать контроль над армией одному из лидеров правых – председателю Совнаркома А.И. Рыкову. Подобные предложения впоследствии послужили предлогом для того, чтобы на процессе «правотроцкистского блока» в марте 1938 года связать группу Бухарина, Рыкова, Томского и Ягоды с «военно-фашистским заговором» Тухачевского.
В 1928 году «плохо соображающий» Тухачевский был направлен командовать Ленинградским военным округом. Однако через три года по настоянию Сталина Ворошилову пришлось возвратить его в Москву своим заместителем. Но симпатии у Климента Ефремовича к Михаилу Николаевичу ничуть не прибавилось. Дело неуклонно шло к трагической развязке. В 1936 году противостояние наркома и его первого заместителя вышло на финишную прямую. 11 июля Тухачевский писал Ворошилову: «Уважаемый Климент Ефремович! В связи с необходимостью срочных мероприятий по увеличению моторесурсов мехвойск. Я написал тов. Сталину прилагаемое при сем письмо. Положение с тактическим обучением мехвойск очень тяжелое. С коммунистическим приветом. М. Тухачевский». Нарком многозначительно заметил: «Чудак, если не больше». «Больше» могло означать только «враг народа». Вероятно, к тому времени судьба Тухачевского была уже решена.
Последнее письмо Тухачевского Ворошилову датировано 23 августа 1936 года. Его содержание – настоящая пьеса «театра абсурда»: «Народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза т. Ворошилову.
Ознакомившись со взаимоотношениями т. Корк и т. Щаденко (соответственно начальника и комиссара Военной академии имени М. В. Фрунзе. – Б. С.) в связи с рапортом т. Корк, докладываю:
1. Личные отношения между начальником академии и его помощником по политической части крайне натянуты и не обеспечивают нормальной работы.