Ирод Великий
Шрифт:
Не бывать тебе Гиркан первосвященником, не бывать и этнархом Иудеи! Ибо по закону первосвященник и правитель – суть один человек.
Глава 29
– Мне донесли, что ты убил безумную рабыню? – Золотые брови Саломеи взметнулись и поднялись двумя восхитительными арками над золотым омутом медовых глаз. – Зачем? Неужели ее вид оскорбил твой благородный взор, о, римский воин, правая рука моего любимого брата?
Я спасен, в ее тоне слышалась насмешка, но никак не угроза или гнев.
– Я убил ее, потому что богам неугодно, чтобы человеческое существо страдало, как страдала она. Чтобы женщина так страдала… – Я поднял на Саломею глаза, стараясь выглядеть спокойным и искренним.
– Разве вы – римляне не держите в своих лупанариях [68] привезенных из-за морей рабынь? Мне рассказывали, что те зачастую знают лишь постельные команды и не способны поддержать разговора, потому что их отрывают от матерей лет с девяти, поселяют в доме, где только пользуются их прелестями, не спрашивая, что они хотят на самом деле, не пытаясь хотя бы разговаривать с ними.
68
Лупанарий (также лупанар, лат.) – публичный дом в Древнем Риме, размещенный в отдельном здании. Название происходит от латинского слова «волчица» (лат. lupa) – так в Риме называли проституток. (Википедия)
– Это так, – я помрачнел. – Но… – в этот момент мне показалось, что Саломея вот-вот уйдет, оставив меня наедине с домоуправом или начальником гарнизона, и я заставил свой голос взволнованно задрожать, добавив оттенки неуверенности и робости. Отчего-то, я не знаю отчего, многим женщинам нравится, когда мужчина смущается в их присутствие, трясясь и поминутно краснея. – Но когда-то это была моя рабыня. Я продал ее Ироду, и потом… я не хотел, чтобы Абаль жила и дальше такой же жизнью.
– Ты мог бы выкупить свою рабыню. Учитывая, что с ней стало, – теперь покраснела Саломея, – я много не взяла бы с тебя, отдала бы даром.
– Когда я продавал ее Ироду, я… я не знал, что он сделает с нею. Но, мог ли я отказать своему господину?
– Ты не раб Ирода. – Отбила мой удар Саломея.
«Да, безусловно, она умнее, чем я ожидал».
– Позволь мне заплатить тебе за нее сейчас. Позволь, я заплачу втридорога, так, будто бы рабыня все еще жива, будто бы она красива и не утратила рассудок.
– Тебе нравилась эта Абаль? – Золотистые глаза Саломеи смотрели с хитрецой и неким испытующим ожиданием. Так что во мне все затрепетало. Нет. Тут нужно было поступить осмотрительно, признайся я ей, что любил Абаль – Саломея исчезнет для меня уже навсегда. Какой же женщине приятно слышать о любви к другой, к тому же к рабыни?!
– Я не могу спокойно выносить, когда при мне совершается насилие, тем более, если это касается женщины. – Начал я издалека, пытаясь прощупать оборону Саломеи.
– Но разве воины не похваляются победами над кричащими и царапающимися пленницами? – Снова парировала она.
– Да. Война… – Я замялся, понимая, что крыть больше нечем. – В этом же случае, получилось так, что я сам был причастен к несчастиям этой девушки, потому что мы с твоим братом спасли ее в пустыне, а затем я уступил ее ему, надеясь, что рабыня будет пристроена при господине. Нет, я не любил Абаль, но… – я искоса взглянул на Саломею, понимая, что она ждала этого последнего признания. – Я просто вдруг узрел дорогу приведшую эту несчастную к тому состоянию, в котором я ее теперь застал, и я… в общем, суди меня или возьми плату.
Должно быть Саломея кивнула, во всяком случае, я услышал, как звякнули ее сережки, и одновременно с тем почувствовал облегчение.
– Я собралась погулять по саду, ты составишь мне компанию? – Уже совсем другим тоном осведомилась госпожа, и я понял, что прощен. – Мне так много нужно расспросить тебя о моем брате, о сестренке Дориде, ты же знаешь, она мне как сестра, то есть…, – Саломея замялась, должно быть, припомнив, что как раз о Дорис теперь и не стоило говорить, – о малыше Антипатре, об Иерусалиме, о Риме…
Да, Дорис, я был готов отколотить Ирода за одну только Дорис… но, скорее всего, это он отколотил бы меня. За Абаль мечтал сразу же по возвращению подсыпать яда, но тогда бы мне было сложнее внедриться в идумейскую охрану его сестры Саломеи. К тому же, мало того, что в случае смерти Ирода я рисковал навсегда потерять из виду его сестру – подлинную «черную жрицу», данную мне в утешение после смерти Дикой Розы, я утратил бы честь «тайных дел мастеров», честь «Черного паука». А это было выше моих сил.
Нет, что бы я не чувствовал к этому человеку, даже справедливая месть за «темную жрицу» не могли заставить меня пойти против долга и загубить задание. Поэтому единственное, что я мог сделать, я принес двух совершенно черных овец на самодельном алтаре на перекрестке дорог богу Термину, за то, чтобы Марциалий Нунна Алауда как можно скорее приказал мне покончить с Иродом. Я самолично перерезал их черные шеи, омыв руки в горячей крови, но не почувствовал умиротворения. Покой не стучался в мое исстрадавшееся сердце, и прибывшие в Идумею гонцы не несли сообщений о смерти негодяя. Скорее уж наоборот, явившиеся из Иудеи воины принесли вести о позорном пленении Гиркана и Фасаила, согласно донесениям, этнарх лишился ушей. О Фасаиле говорили по-разному, но сходились на том, что старший брат Ирода, попытался покончить с собой, и сейчас находится в одной из тюрем принадлежащих Пакору, ожидая суда или предложения о выкупе. Мой господин – ну, какие боги поддерживают этого изверга? умудрился не явиться в назначенное место, по причине личного предчувствия, а так же ссылаясь на то, что не может никому доверить управление Иудеей в отсутствие этнарха и тетрарха. Хитрая, умная сволочь!
Уж лучше бы он попал в темницу вместо Фасаила, предварительно скакнув на собственный меч. Однако судьбе упорно не желалось доставить мне такой радости. Но это не всё, после того, как Гиркан и Фасаил оказались в плену, Ирод собирался спешно покинуть Иудею, и его младший брат Иосиф должен был явиться к нему на подмогу в местечко Арисса, что в пяти милях от Хеврона, прихватив с собой весьма солидное войско. При таком раскладе, не мог задержаться подле прекрасной Саломеи и я. Поэтому Иосиф приказал мне спешно выступать на встречу Ироду, забрав с собой четыре сотни идумейских воинов, в то время, как правитель Идумеи последует за мною прихватив чуть ли не всех легионеров защищающих Идумею и добрав по дороге пополнение из крестьян, коих можно будет вооружить не дорогими пиками.
На прощание Иосиф показал мне карту, отметив на ней Иерусалим и Ариссу, которые он соединил изогнутой линией.
– По этой дороге Ирод будет двигаться к месту нашей с ним встречи, – пояснил новый правитель Идумеи. – Твое дело добраться к нему, как можно быстрее. Что немудрено, так как ты возглавишь конников, в то время как за мной потянется медлительная пехота. Для этого тебе придется проехать здесь или здесь. – Он обвел кружочком Идумею, и принялся описывать червяков через многочисленные холмы и горные гряды. Так же как и Ирод, свою землю он знал досконально, умея с пугающей точностью описать тайные пути, лазы, козьи тропы.