Ирод Великий
Шрифт:
Насколько я успел изучить евреев, вопрос религии неизменно стоял у них на первом месте, опережая даже такое понятие, как «выгода». Да, иудей мог жениться на иноверке, с тем, чтобы та немедленно приняла его веру. Он стал бы обучать жену всему тому, что та должна была знать, с тем, чтобы правильно воспитывала в дальнейшем их совместных детей, но вышедшая замуж за иноверца иудейка была обречена подчиняться мужу и его религии! И этого царю ни кто не собирался позволять. При этом Саломея писала Ироду гневные письма, умоляя его не подчиняться народной воле, доказав на деле, кто здесь царь и господин. Царь метался между «влюбленной» сестрой и вспыхивающими то тут, то там народными возмущениями.
Неожиданно на нашу сторону встал плохо предсказуемый Ферора, докумекавший, что если Ирод обретет столь сильного и амбициозного родственничка как Силлай, то случись что-нибудь с самим Иродом, министр арабского царства двинет все свои многочисленные
Под самим Феророй тоже земля горела, так как необдуманно отвергнув дочь Ирода царевну Салампсо, он осуществил свою давнюю мечту – женился на рабыни, в которую был страстно влюблен. После злополучной свадьбы, Ирод явил миру ангельское терпение, официально согласившись с выбором родного брата. Но… Ферора прекрасно понимал, что если Ирод готов терпеть рядом с братом бывшую рабыню, нрав которой трудно назвать кротким, того же невозможно требовать от его детей, особенно хасмонейской крови, если же трон займет Силлай…
В конце концов, Ирод был вынужден принять единственное возможное в этом случае решение, объявив сестре о невозможности ее брака с Силлаем. Разобиженный отказом министр уехал в свое царство, утратившая жениха Саломея явилась теперь к брату, дабы скандалить непосредственно с ним, не прибегая к услугам медлительных гонцов.
Так что, едва избавившись от народного возмущения, царь был вынужден терпеть весьма дурной нрав своей любимой сестренки, которая не желала оставаться в свои тридцать лет незамужней, и нагло обвиняла брата в своем двойном вдовстве. При этом Саломея пошла дальше, чем это было условлено между нами, собственноручно написав Августу и его уважаемой супруге в Рим, откуда вскоре пришло письмо, в котором Август советовал Ироду, как можно скорее подыскать жениха для сестры, прекратив тем самым и дальнейшее накаливание обстановки.
Был созван совет, на котором всплыла кандидатура знатного иудея, жителя Иерусалима, отличившегося как-то перед властью, тем, что, вместе с вашим покорным слугой, отыскал потомка Аарона, впоследствии сделавшегося первосвященником. Как вы должно быть уже догадались, имя его было Алекса II.
Кандидат был явлен во дворец к Ироду, и Саломея тут же сказала свое решительное «нет», снова написав в Рим Ливии [110] , жене Августа. Но, теперь пришло время Ироду уговаривать и упрекать в нежелании выходить замуж, сестру. Меж тем, желая подлить масла в огонь, я распустил слух о том, будто бы Саломея и Силлай состояли в предосудительно-близких отношениях, это было чистейшей выдумкой, но когда царь выложил перед Саломеей это обвинение, ее решимость стоять до конца пошатнулась, и скрепя сердце, она дала согласие на этот брак. Думаю, что решающим на самом деле был ответ Ливии из Рима, в котором та уговаривала Саломею, поступить по воле брата, так как царь лично, причем много лет знал Алекса II, в то время, как Силлай оставался чужаком. К тому же, – продолжала свои разумные доводы Ливия, – этот достойный житель Иерусалима не собирается увозить тебя в дальние дали, и в случае чего, ты сможешь бежать к брату, как это делала и прежде.
110
Ливия Друзилла, после 14 года Юлия Августа или Ливия (30 января 58 до н. э., Рим – 29, Рим) – римская императрица, жена Октавиана Августа (38 до н. э. – 14), мать императора Тиберия, прабабка императора Калигулы, бабка императора Клавдия, и прапрабабка императора Нерона. Была обожествлена императором Клавдием.
И вот мою Саломею в третий раз выдали замуж.
Какое горе, сказал бы любой, но только не «Черный паук» собственноручно придумавший весь этот заговор, с единственной целью заполучить любимую женщину и не менее любимых детей.
Алекса и Саломея сделались мужем и женой, после чего тот благополучно передал ее мне. Обещая, однако, присутствовать вместе с «семьей» на всех официальных праздниках и согласившись в дальнейшем признать своими всех рожденных в этом браке детей. Теоретически единственным препятствием нашему счастью могла стать дочь Костобара Каллея, но к тому времени мы с ней уже успели подружиться. Что же до сына Алекса от первого брака, то опять удача, юноша воспитывался в разумном отдалении от Иерусалима с его интригами, у родственников покойной жены. Я был совершенно счастлив!
Глава 23
С семьей мы вернулись в Идумею, я в качестве наставника мальчиков и управителя. Алекса II наведывался к нам время от времени, дабы создать впечатление, будто бы он проводит время с женой и детьми. В виду его опекунской деятельности, он не мог уехать из Иерусалима, бросив внедренных там агентов. Тем не менее, не было пропущено ни одного официального праздника, на которых Алекса неизменно
Конечно, мы не могли быть уверенными, что Ирод не подослал к нам своих соглядатаев, так как со дня начала его правления, шпионов в стране сделалось столько, что временами мне казалось, что все так или иначе следят друг за другом. Впрочем, царь не выказывал своего недовольства поведением сестры или попустительством Алекса II, должно быть, смирившись с тем фактом, что счастливая и довольная Саломея многим лучше злобной фурии, в которую она превращалась, едва кто-то вставал у нее на пути.
Правда один раз, явившийся неожиданно и не в урочный час посланец Ирода заставил меня поразмыслить, над превратностью судеб, котором подвергаются все от мала до велика, находящиеся в лучах славы своих царей. В тот день, или точнее раннее утро, еще точнее – время, когда ночь истончается и бледнеет внимая светлой острой полоске на предрассветном небе, когда не поднимается ни одна пастушка, а стражники, борясь с желанием уснуть, ходят вприпрыжку дабы хоть немного согреться, возле хевронского дворца появился царский посланник. Почему он шел всю ночь, не отдыхая и рискуя быть убитым ночными грабителями или бдительной стражей, я не знаю. Возможно как раз выполняя указания Ирода, которому втемяшилось, что сестра должна получить подарок именно с первыми лучами солнца, из-за чего посланник не имел право останавливаться на ночлег. Впрочем, не исключено и то, что, таким образом, он попросту отмерял расстояние от Иерусалима до Хеврона, дабы знать на будущее, сколько времени будет скакать срочный гонец. Последнее, как раз в духе Ирода. Странно другое:
В то утро, стук начальника стражи в дверь разбудил нас с Саломеей забывшихся сном. Я спешно вскочил с постели, и, схватив свои вещи, тихо вышел в соседнюю комнату, в то время, как Саломея кликнула служанок, и облачившись вышла к еле стоящему на ногах гонцу, который тут же выставил перед ней три изумительно-красивых арабских кувшина с медом. Каждый из кувшинов был сделан из золота и разукрашен драгоценными камнями – настоящий царский подарок! Одно плохо – его содержимое – мед с сильным привкусом каких-то египетских благовоний. Вообще-то я люблю мед, но чтобы от моей еды или напитков за милю несло духами?! Саломея тоже не оценила качество тонкого напитка, заметив, что кувшины хороши сами по себе, и украсят полочку в одной из комнат дворца.
Мы велели уложить гонца на удобную постель, дав ему выспаться сутки, и за это время сочинили благодарственное послание Ироду, послав вместе с ним расписанную дивными птицами шкатулку, которая недавно была приобретена в Петре по просьбе Саломеи друзьями Ирода Птолемеем и Гратом [111] , помогавшим Алекса II наладить вдруг пошатнувшуюся торговлю с горным городом. Что же до подозрительного меда, я подумал, было сохранить его для важных гостей, но потом, когда вдруг кто-то из детей возжелал полакомиться царским подарком, сердце мое сжалось от ужаса. И мы с Саломеей не сговариваясь одновременно точно два диких гепарда, защищающие свое потомство, бросились отнимать кувшин.
111
Грат начальник царской пехоты, в дальнейшем, управлял стрелковым подразделением из Трахонеи и самой отборной частью себастийцев.
Боясь быть уличенными в неуважительном отношении к царю и его подаркам, тайно ночью мы вылили странный мед на клумбу под балконом Саломеи, на этом самом месте, значительно позже Ирод посадит финиковую пальму, названную в честь Николая Дамасского. По слухам, точно такое же дерево сам Николай преподнес Августу в Риме [112] .
Ироду было сорок девять, мне сорок два, Саломеи тридцать один, когда моя любимая сочеталась законным браком с Алекса II, и мы смогли вздохнуть спокойно. Теперь я уже почти не отрывался от детей, продолжая наставлять их в традиции «тайных дел мастеров» и готовя к поездке в Рим. И то дело. Антипатру исполнилось четырнадцать – возраст, когда я, правда досрочно, попал на службу к Ироду, и прожди мы дольше, пожалуй, Старый Лис отказался бы брать парня на обучение. По мне, я бы отвез его еще в десятилетнем возрасте в Рим, Саломея же придерживалась извечного материнского заблуждения, согласно которому, дите следует держать подле материнского подола, пока у него не отрастет борода до самого пояса.
112
Это дерево так и называлось «Николаевой пальмой».