Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона
Шрифт:
1. Т. е. от Ф.И. Ловцкой.
2. В августе Эйтингоны находились в горном курортном баварском городке Badersee.
3. См. прим. 13 к письму 4, от 16 января 1924 г.
4. Неустановленное лицо.
5. См. прим. 7 к письму 11, от 6 июля 1924 г.
6. См. прим. 6 к письму 11, от 6 июля 1924 г.
7. Т. е. позвонить Райгородским.
8. См. прим. 4 к письму 4, от 16 января 1924 г.
15
ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ*
Ch^atel-Guyon (Puy-de-D^ome)
Pension Kremer
12. IX. <19>24
Дорогой
Наши письма, действительно, разошлись: на другой день, как я отправил Вам свое, пришло Ваше.
Большое спасибо Вам за заботы о моих американских делах. Нужно, конечно, и в этих, как и в прочих делах, терпение. Ведь и с французскими, и с немецкими изданиями долго тянулось, с итальянским все еще тянется. [1]
Между прочим, когда я был в Pontigny, пришло письмо от Karl Einstein’а, [2] в котором он мне сообщает, что он сейчас очень близок к издательству Kiepenteuer <sic> [3] и что он предлагает мне у этого издателя выпустить одну из своих книг. В Pontigny было несколько немцев, между ними Max Scheller [4] и Сurtius [5] (с Шеллером я, между прочим, очень сошелся, он оказалось – в этом я убедился из беседы с ним – хорошо прочел Т<олстого> и Д<остоевского> [6]). Я спросил его о Kiepenteuer’е. Он сказал, что это один из лучших нем<ецких> издателей. Тогда я написал Marcan’у – ссылаясь на Шеллера. Но и это не помогло – Маркан до сих пор не дал своего согласия. Т. к. мне хочется быть оптимистом, то я стараюсь думать, что это к лучшему. И, в самом деле, если только в Германии условия изменятся, все вероятия, что и Маркан будет иметь больше возможностей печатать и эту возможность использует.
Сегодня получил письмо от Гершензона. Он до сих пор жил в санатории под Москвой, теперь едет в Гаспру, под Севастополем. Говорит, что за лето окреп. Я надеюсь, что в Крыму он еще больше окрепнет и что помощь пришла вовремя к нему. Живется им очень нелегко. Все уплотняют – существование постоянно отравляется борьбой за всевозможные мелочи. Вдобавок ко всему жена его руку сломала. [7] Я даже не представляю себе, что с ними было бы, если бы его не поддержали.
Мирра Яковлевна может рассчитывать, что на том свете ей много грехов простят за ее хлопоты! И вообще жизнь в России трудна – а для такого человека, как Гершензон, она ужасна. А В. Иванов – уже в Берлине. [8] Очень жаль, что меня там нет: я бы его Вам показал – есть что посмотреть. [9]
А Вы все-таки, Макс Ефимович, не очень уж погружайтесь в работу и не забывайте «режима». Берите пример с меня: я все отдыхаю и лечусь, лечусь и отдыхаю. Все время почти ничего не делал – только изредка в Вашего Dilt<h>ey заглядывал и каждый раз мысленно благодарил Вас: его книги мне очень и очень полезны… [10]
Из Ch^atel’a поедем в Vichy. А<нна> Е<леазоровна> могла бы уже уехать, т. к. работа у нее окончилась, но она не хочет меня бросить и пробудет со мной здесь до конца моего лечения, то есть до 20–22/IX. В Vichy наш адрес: Villa le Rocher, Rue du Rocher, Vichy. А где будем жить этой зимой в Париже – пока не знаю. Знаю только, что до 15 октября квартира не будет готова.
Всего Вам доброго. Обнимаю Вас. Привет сердечный Мирре Яковлевне.
Ваш Шестов
P.S. Книги для Наташи еще не пришли: сегодня, завтра придут. Во всяком случае, большое Вам за них спасибо.
* Значительная часть письма – от слов «Между прочим, когда я был в Pontigny…» до «…и пробудет со мной здесь до конца моего лечения, то есть до 20–22/IX» – с мелкими неточностями приведена в кн. БарановойШестовой, I: 312–13.
1. См. прим. 6 к письму 13, от 4 августа 1924 г.
2. Карл Эйнштейн (1885–1940), немецкий писатель, историк искусства, литературный критик.
3. Речь идет о немецком издательстве Густава Кипенхоера (1880–1949), которого Шестов ошибочно называет Kiepenteuer (правильно: Kiepenheuer). В этом издательстве книги Шестова не выходили.
4. Макс Шелер (1874–1928), немецкий философ и социолог, один из основоположников философской антропологии; профессорствовал в Кельне (1919–28), затем во Франкфурте (1928).
5. Эрнст Роберт Курциус (1886–1956), немецкий филолог, переводчик, специалист по романским литературам.
6. Шестов имеет в виду переведенную на французский язык Б. Шлецером свою книгу Les r'ev'elations de la mort: Dosto"ievsky – Tolsto"i (Paris: Plon, 1923), составившую 1-ю часть вышедшей впоследствии книги На весах Иова (1929).
7. Жена Гершензона Мария Борисовна (урожд. Гольденвейзер; 1873–1940), сестра пианиста и композитора, музыковеда и музыкального педагога А.Б. Гольденвейзера. Происшествие, в результате которого Мария Борисовна сломала руку, описано в книге воспоминаний ее дочери:
На лестнице, когда она спускалась к парадному выходу, у нее закружилась голова, она упала и, пролетев вниз целый пролет, инстинктивно уперлась правой рукой в стену с такой силой, что сломала руку повыше кисти. Перелом оказался нехорошим, сломаны были обе кости. Руку положили в гипс и сделали это неудачно. Кость срослась неправильно, так что рука осталась искривленной, и мама ею с трудом владела до конца жизни. <. > Мама была одна дома; папа находился в санатории под Москвой, в Серебряном бору (Н.М. Гершензон-Чегодаева. Первые шаги жизненного пути (воспоминания дочери Михаила Гершензона). М.: Захаров, 2000, с. 257).
8. В августе 1924 г. Вяч. И. Иванов был командирован за границу по линии Наркомпроса и через Берлин отправился в Рим.
9. Образ Вяч. Иванова-философа представлен Шестовым в статье Вячеслав Великолепный. К характеристике русского упадничества (Русская мысль, 1916, № 10, сс. 80-110), прочитанной в виде доклада 4 ноября 1916 г. на заседании Религиозно-философского общества и впоследствии включенной в его кн. Власть ключей. О времени, когда статья создавалась (лето 1916 г.), знавшая обоих и наблюдавшая их вблизи Е. Герцык вспоминала:
Нас с сестрой особенно тешило эстетически, когда сходились Шестов и Вяч. Иванов – лукавый, тонкий эллин и глубокий своей одной думой иудей. Мы похаживали вокруг, подзадоривали их, тушили возникавший где-нибудь в другом углу спор, чтобы все слушали этих двоих. И парадоксом казалось, что изменчивый, играющий Вяч. Иванов строит твердыни догматов, а Шестов, которому в одну бы ноту славить Всевышнего, вместо этого все отрицает, подо все ведет подкоп. Впрочем, он этим на свой лад и славил (Евгения Герцык. Воспоминания. Paris: YMCA-Press, 1973, с. 111).