Исцелённое сердце
Шрифт:
– Кем ты стал, – сказал вдруг он.
Голос волхва рокочуще сокрушил слух. Марибор набрался духа, чтобы ответить, но неожиданно ком застрял в горле, и всё разом померкло, где-то в отголосках сознания растворился образ Творимира. Княжич рванулся вверх, мгновенно выныривая из недр черноты, лихорадочно хватанул воздух.
Откашливаясь снова и снова, он пытался восполнить дыхание, но воздуха всё одно нещадно не хватало до надсадной боли в груди. Пылали жаром лёгкие, их кололо, словно в него с каждой попыткой вдохнуть вонзали ножи. Резь в глазах не давала толком оглядеться. Куда делся волхв? Где он сам? Что с ним произошло?
Придя немного в себя, Марибор в тусклом свете звёзд различил
"Всё же нужно было послушать Зарубу".
– Вот нечистая сила, едва не сгубила, – выругался княжич, смахивая с лица воду и мокрые волосы, поплыл к суше.
Унимая клокочущую изнутри дрожь и стискивая зубы, Марибор вышел на твердь, ища замутнёнными водой глазами оставленные вещи. Вновь закашлялся, прочищая дравшее болью горло, выталкивая из груди воду. Подхватив с травы рубаху, он поспешно надел её на мокрое тело, следом натянул порты, сапоги и, подняв пояс с оружием, обернулся, всматриваясь в неподвижную гладь воды. Лишь у берега она тоскливо хлюпала, тускло мерцали звёзды. Теперь гадай, что с ним сталось: то ли болотник позабавился, то ли речная дева решила поиграть, да и неважно – воды нахлебался изрядно. Однако то, что видел волхва как наяву, вынуждало Марибора холодеть. Лучше скорее добраться к огню да погреться. Княжич развернулся и без промедления зашагал ввысь, на гору, поспешил покинуть злосчастное место, невесело предчувствуя, что ночное купание даром не пройдёт. Больше не оглядываясь, пошёл к становищу.
Заруба по-прежнему сидел возле костра, пригнув русоволосую голову. Марибор не успел приблизиться, как тысяцкий приосанился и чуть приобернулся на шорох, но когда разглядел княжича, встрепенулся.
– Ты что же, княжич, удумал в такую-то стужу искупаться!? – приглушённо прошипел он, стараясь не будить других.
– Сейчас, погоди, – Заруба отошёл к седельным сумкам.
Найдя сухую одежду, вынудил переодеться, а потом снова нагрел в чугунке воду с брусникой, заставил Марибора выпить. Огонь, казалось, совсем не грел. И лучше бы сейчас сбитня или медовухи. Его перестало колотить только после третьей плошки отвара.
– Захвораешь, нужно бы разбудить травницу, – недоверчиво смотрел он на княжича.
– Нет, – резко отозвался Марибор, всё ещё прокашливаясь от речной воды.
Заруба сокрушённо покачал головой, что-то пробурчал себе под нос, искоса и с недовольством поглядев на Марибора.
Тот хоть и согрелся в сухой одежде да возле очага, но внутренняя дрожь не отпускала до восхода.
Глава 4. Побег из детинца
Пребран открыл глаза и не сразу понял, где он.
Зажмурившись от безысходности, он приподнялся на локти и ощутил себя крайне гадко. К горлу подкатила тошнота, вынуждая опрокинуться обратно на постель. Задушив рвотный позыв, он задышал глубоко и медленно, пытаясь вернуть былое здравое самочувствие.
Он должен был уйти и добраться до гостиной избы, но снова оказался в своих покоях. Значит, не успел выйти за ворота, его догнали.
Гнев заворочался внутри, будто раскрывшаяся рана. Полежав ещё немного, княжич поднялся. Босым зашагал к окну, выглянул в него – небесное светило поднялось к зениту.
Пребран провёл ладонью по взмокшей шее, облизал искусанные и загрубевшие губы и, положив локти на высокий подоконник, ощущая дурную муть, которая так и не отпускала его, задышал часто и судорожно. Щурясь на невыносимо яркое светило, подставляя лицо потоку света, он погрузился в раздумья.
Прошедшие дни будто провалились в чёрную яму, и поездка в Волдар осталась в тумане. Последнее, что Пребран отчётливо помнил – то, как встретил на перепутье Зариславу. А после ночи с травницей жизнь перевернулась. После того, как увидел её на утро, гордую, спесивую, живую и до ноющей боли желанную, время для него перестало существовать. Он вспомнил, как мучился потом. Как мгновения превратились в вечность, он чуял её запах, слышал как бьётся сердце, ощущал её тепло и дурел от того, что она рядом, но не было возможности даже коснуться её, приласкать, взять вновь. А когда прибыли на место, терпение его закончилось – напился, чтобы заглушить невыносимые муки, а потом его захватила безумная потребность поговорить, объяснить свои скверные поступки, попросить прощения. До самого утра прождал её под дверью, чтобы сказать, что чувствует к ней, что не хотел причинять ей боли. Но когда узнал, что травница рядом с выродком Марибором, дикая ревность задушила здравый рассудок, и он потерял ум от ярости и верно напугал её до смерти. А после накрыла беспросветная тьма. Бурный поток реки его жизни остановился и порос мхом, заволокся водорослями, превращаясь в болото. Отец прав – он чахнет, и это с каждым днем становится всё ощутимей, а вчерашний приступ толкнул в пропасть отчаяния. Всё перемешалось в его голове: перестал отличать день отночи, не чувствует ни жара ни холода, только ярость от бессилия и невозможности соединиться с той, которая завладела его сердцем.
Вспомнив стычку с Избором, княжич ещё пуще помрачнел. Негодование холодной глыбой застряло в груди, возвращая здравомыслие.
«Отец этого не упустит», – Пребран упрямо встряхнул головой.
Дверь за спиной скрипнула, он резко обернулся, едва в чертог ступил отец.
Вот принесла нелёгкая. Теперь укорять станет. Одно хорошо, что матушка не прибежала, её бы не вытерпел видеть, не вынес бы её слёз, а рыдала она в последнее время часто, всё переживала за Радмилу, а теперь и за него взялась. Пребран и не заметил, как вспыхнул. Княжич вобрал в грудь больше воздуха, непроизвольно вытянулся.
Вячеслав смерил сына тяжёлым, как свинец, взглядом, будто к полу прибил, нарочито медленно прошёл вглубь чертога. Отец был облачен в серые суконные порты и простую рубаху, из богатства лишь вышитая горловина и вставки на запястьях и подоле. Верно, ещё никуда не выходил из терема.
– Я пришёл справиться о твоём здоровье. Ведогора больно переживает за тебя, но её к тебе не пустил. Что с тобой происходит? Давай я позову Бавока, он посмотрит тебя, в храм отведёт, обряды справит.
Пребран только фыркнул и, пройдя к лавке, тяжело рухнул на неё, откинувшись спиной о стену, смотря на отца сквозь ресницы задумчиво и долго.
– Не хочу.
Только сейчас Пребран заметил, что отец выглядит более внушительным и статным, чем когда-либо, а заострившиеся черты от бессонных ночей только сделали его ещё суровее.
– Ты понимаешь, что твоё поведение только вынуждает взять хлыст и хорошенько тебя выпороть?– и слова осуждения полились беспрерывным потоком, и каждое, что гвозди, вонзались в кожу. – Ты мой наследник, моё продолжение, надежда. Почему ты заставляешь меня огорчаться, совершая мелкие гнусные поступки? Сбегаешь, нарушая мою волю и запрет. Я ведь всегда шёл тебе навстречу, и какую же плату ты мне даёшь взамен?
Пребран, выслушав долгую речь, опустил взгляд в пол. Если б он знал, что с ним, что движет им, то, наверное, мог бы ответить. Но сейчас его брало лютое раздражение и злость – обходится с ним, как с дитём.
– Мне не нужна нянька. Хочу, чтобы меня оставили в покое, хочу иметь возможность самому распоряжаться своей жизнью. А твой замысел женить меня на уродище лишь ради того, чтобы проучить меня, только порождает ещё большую неприязнь к тебе.
Вячеслав даже вытянулся, а лицо побагровело, покрываясь пятнами.