Исцеляющая и Тень
Шрифт:
– Если мы узнаем, что это ты своровал принцессу, то развесим твои красивые кишки по заборам, - прорычал он, надвигаясь.
Времени на раздумья не было. Тягаться с ним силами не было никакого смыла. Он все равно был в раза два сильнее. А выбираться нужно было как-то из ловушки, в которую себе загнал. Окно. Каррат схватил табуретку и швырнул в окно, разбив. Два шага - и выпрыгнул в него. Йордас тяжелыми шагами погремел через комнату и выглянул в оконный проем. Но внизу валялась только табуретка и осколки окна. Оглядев улицу в обе стороны, Йордас разочаровано прорычал:
– Ушел, слизняк!
А Каррат уже тем временем во всю несся по крышам
Отдалившись на приличное расстояние от места схватки, Каррат остановился у одной из надстроек на крыше. Всю дорогу он четко чувствовал острую пекущую боль на левых ребрах, но задумываться о ней не было времени. Оказавшись в безопасности, он решил остановиться и осмотреть себя. Присев у стенки в густой тени, огляделся по сторонам.
– Проклятье, - прошипел он себе под нос, дотронувшись к ребрам.
Касание причинило жгучую боль, а пробежка облегчения не добавила. Посмотрев на свою руку, он увидел, что она вся в крови. Чертов Йордас хорошенько достал его, явно намереваясь если не убить, то серьезно ранить. Невольно он подумал, что было бы с принцессой, если бы его убили. Осталась бы лежать связанная, пока не умерла от жажды и голода... Но тут же одернул себя, его чуть не прирезали, а он про принцессу беспокоиться. Ругаясь и проклиная все на свете, он двинулся дальше. Теперь у него однозначно есть враги, и нет друзей. Он остался один, и надеяться на кого-то не стоило. Гильдия отныне для него была закрыта. Наверняка, Йордас со своей бандой настучат на него. Пробираясь к свое логову, Каррат решил, как только получит вторую половину вознаграждения, то покинет этот город навсегда. Здесь ему больше делать нечего.
Отдалившись от таверны на приличное расстояние по крышам, Каррат спустился на улицу. Дальше он поспешил вернуться в свое логово по дороге. Держась за рану и чувствуя, как из нее вытекает кровь, он подошел к дверям подвала.
Скрипя зубами, он вошел в подвал, где держал принцессу. Боль в ране нарастала с каждой минутой, он даже чувствовал запах крови перед собой. Хлопнув дверью, он спустился по ступенькам.
– Кто здесь?
– услышал он испуганный голос принцессы.
Похититель отсутствовал долгое время, и она уже проснулась после магического сна.
– Не бойтесь, это я, - отозвался Каррат.
Обычно, он заходил беззвучно, но раненый он позабыл про осторожность. Из-за боли было не до того. Давненько у него не было никаких ранений, даже обидно как-то стало. Такой здоровила, и ранил его – быстрого и ловкого. Наверное, это было предупреждение от богов, что пора что-то менять, посчитал Каррат.
– Ты с таким шумом ворвался, - призналась принцесса, - что я подумала, что кто-то еще сюда явился, а я тут связанная.
– Да уж, - согласился Каррат, - но можете не беспокоиться, никто кроме меня сюда не придет.
– Спасибо, что успокоил, - фыркнула Айлиша.
Каррат подошел к ней, отбросил одеяло и развязал ее, чтобы
– Я уж думала, помру здесь, - пожаловалась она в темноту.
Похитителя видно не было, только кромешная тьма.
– Смею вас заверить, что я про вас не забуду, - проговорил Каррат.
Еще бы, ему грозила смертельная опасность, а он переживал, что будет с ней. Сам себе удивлялся на каждом шагу.
– Да? Может, и про ужин не забудешь?
– требовательно спросила принцесса.
Но при этом она ощутила, что с ним что-то не так. Голос его звучал напряженным и раздраженным. И двигался он слишком шумно, будто что-то мешало ему.
– Не сейчас, - ответил Каррат, кривясь при попытке снять свою кожаную безрукавку.
Стянув ее, как можно осторожнее, чтобы не причинять себе боль, он стал снимать рубашку. Раздевшись до пояса, он попробовал осмотреть рану, но она была довольно высоко, почти у сердца. Рассмотреть ее хорошо не удавалось еще из-за того, что в полной темноте он видел в черно-белых тонах. И окровавленный бок у него сливался воедино, не давая определить, где сама рана. И кровь все еще шла, он чувствовал это кожей, как теплая жидкость стекала по ней. Без одежды прикосновение к ране причиняли ужасную боль.
– Так, что я сегодня без ужина останусь?
– возмутилась принцесса, сидя на диване со скрещенными на груди руками.
– Мало того, что в темноте все время держишь, так еще и голодную.
– Не сейчас, принцесса, - раздраженно ответил Каррат.
– Будет вам ужин, еще не утро.
Он истекал кровью, а эта требовала ужин. Каррат начинал злиться. Он пошел к свои вещам и достал оттуда лекарства, мягкую тряпку и бинты. Сначала он обтер кровь сухой тряпкой, потом смочил водой и вытер еще. Так он смог рассмотреть, что рана тянется от середины груди по ребрам на левый бок. Но кровь продолжал сочиться, заливая все опять. Поразмыслив, он решил зажечь свечу, это позволит ему хорошо осмотреть рану и обработать ее. Завязав на лицо платок, он взял свечу.
Айлиша заметила, как в темноте мелькнула искра и зажглась лучина. Каррат поднес огонь к фитилю свечи и зажег ее.
– О!
– радостно воскликнула принцесса.
– Да будет свет!
Каррат только покачал головой, принцесса искренне обрадовалась свету, как ребенок какому-то чуду. Но в свете свечи она также увидела кровь. После минутной радости, она испуганно охнула.
– Не смотрите сюда, принцесса, - посоветовал ей Каррат, - а то еще в обморок упадете.
– Хм, вор, ты думаешь, я настолько слабонервная?
– хмыкнула Айлиша.
– Кто вас знает, принцесс, - ответил Каррат, а сам сцепил зубы, протирая рану мокрой тряпкой.
Ранение оказалось средней тяжести. Несмотря на крепкий корсет мышц на ребрах, это не спасло - удар прошел по касательной и достал почти до ребер. Если бы он ударил прямо, то мог бы достать до сердца. Рана была довольно глубокой, такие приходиться зашивать. Сам себе он такого не сделает.
– В сердце метил, сволочь, - пробурчал Каррат себе под нос.
Он уселся за стол и открыл баночки с лекарствами. Понюхал их и скривился от резкого запаха. Айлиша поняла, что ее похититель попал в переделку. Возможно, он таки попался солдатам ее отца, а может, просто что-то не поделил с дружками. Но все же он снова здесь. И теперь он ранен. Это ее не радовало, скорее, наоборот, вызывало сострадание к нему.