Исчезающий Трон
Шрифт:
Я помню, как вороны собирались здесь, хлопая черными крыльями, громко каркали. Теперь рапс и сорняки выросли настолько высокими, что достигали моих бедер. Ни одно животное не шуршит в поле, нас окутала тишина, только звуки тихого дождя, стучащего по земле.
Я осторожно следую за Эйтиннэ. Лишь свет луны, проглядывающей сквозь гущу темных облаков, освещает поле. Ее ореол светит сквозь облака, окрашенный цветом ржавчины. Я стараюсь не думать о том, когда видела ее в последний раз, как она напоминает мне о последней битве, о том, как я прощалась
Я никогда не думала, что буду нести ответственность за… это. За все это. Перед боем я старалась не думать слишком много о том, что будет с человеческим миром, если я проиграю. Я всегда предполагала, что не выживу, чтобы увидеть мир, захваченный фейри. Думала, что умру прежде, чем позволю этому случиться.
Ты пожертвовал моим миром, чтобы спасти свой.
Мою грудь сдавило. “Перестань об этом думать”, - говорю я себе. Иди вперед. Одной ногой. Теперь другой. Вот как я заталкиваю обратно все в себя, каждую каплю сожаления. Один шаг, потом другой, снова и снова.
Эйтиннэ на мгновение останавливается, проводя пальцами по верхушке сорняков. Она была такой молчаливой после реки. Она смыла кровь с рук, и с тех пор мы не разговаривали. Сейчас ее голова наклонена, как будто она прислушивается к чему-то. Тут настолько темно, что я не могу разглядеть выражения ее лица. Она глубоко вдыхает раз, второй.
Ее голос потрясает меня.
– Просто иди вперед.
Прежде, чем я успеваю спросить ее что-нибудь, она снова начинает идти, шаги быстрые. Я следую за ней, пробираясь через высокую траву. Впереди нет ничего, но туман настолько густой, что влага ощущается на моей коже, моем лице, стекая вниз на мои ресницы. Я едва могу видеть на расстоянии большем, чем несколько шагов впереди нас.
Что-то вырисовывается в тумане, три фигуры в темноте - животные. Лошади? После того, как я замечаю свет, исходящий от них, я резко останавливаюсь.
Лошади фейри такие же прекрасные, как и в ту ночь, когда их армия пришла в Эдинбург. Они светятся изнутри, металл, который соединяет их, мягкий и нежный, слегка прозрачный. Под ним струится золотая кровь, течет по толстым венам вокруг механических частей, что бьются тихо внутри. Устроенное так же, как сердце настоящей лошади, оно бьется в устойчивом ритме. Лошади дышат синхронно, густые пары вырываются из ноздрей и стелются по темной траве.
В ночь битвы мой первый порыв был погладить этих лошадей, пробежаться кончиками пальцев по плавным очертаниям и зарыться руками в их металлическую гриву, такую мягкую, словно мех. Я хотела создать что-то, настолько же изысканное.
Теперь я просто представляю Лоннраха, сидящего верхом на лошади в ущелье, его глаза не отрываются от моих.
Вернись ко мне.
Я хочу застрелить их пулями с сейгфлюром, чтобы Лоннрах нашел их мертвыми. Я оставлю на них собственные следы, каждый из которых сообщение для Лоннраха. Первое: “Я убью вас всех”. Второе: “Найди меня”. И последнее: “Я бросаю тебе вызов”.
Я подаюсь вперед, выхватывая из кобуры мушкетон. Я буду быстра. Я буду милосердной. Не как они.
– Охотница, - Эйтиннэ говорит это так резко, что я просто замираю на месте.
– Да?
– я пытаюсь сдержать свой гнев, вновь спрятать его глубоко. Я не могу ясно мыслить.
– Убери руки от оружия, - мягко сказала она.
Я собираюсь так сделать - она заслуживает, если не мое доверие, то, по крайней мере, это, - как вдруг я вижу другую фигуру в тумане. Вкус силы фейри внезапно осел у меня на языке, я начала действовать, не задумываясь. Мушкетон в моих руках, приклад прижат к плечу.
– Стой, - говорит Эйтиннэ.
Я уже нажала спусковой крючок. Мушкетон отдает мне в плечо, и выстрел эхом проносится по полю. Дым окутал нас.
– Черт побери, - кричит знакомый голос.
Я опускаю мушкет.
– Киаран?
Он проходит сквозь дым и туман, пока я наконец-то смогла ясно его видеть - у меня перехватывает дыхание. Его взгляд настолько чувственный, что я не могу не думать о нашем поцелуе. Не задумываясь, большим пальцем я прикасаюсь к меткам с теми воспоминаниями с внутренней стороны запястья. Эти краткие, яркие вспышки: его губы, руки, его поцелуй и многое другое.
Мои щеки пылают, когда он подходит ко мне все ближе, его глаза сужены. В зажатых пальцах он держит кусок металла из мушкета, к которому примешан сейгфлюр, от выстрела которого другой фейри был бы мертв.
– Серьезно?
– Говорит он.
– Ты тащился по этому полю, где ни черта не видно, в то время, когда вражеские фейри преследуют нас, - говорю я в свою защиту, надеясь, что он не заметит, как я покраснела.
– Да что с тобой такое?
Эйтиннэ хихикает и Киаран бросает грозный взгляд на нее.
– Это не смешно.
Его сестра пытается сдержать смех, но у нее это плохо получается.
– Прости, - говорит она.
– Но ты просто… Я никогда не видела, чтобы ты выглядел так неопрятно.
Киаран изучает ее суженным взглядом.
– А вы обе выглядите так, будто дрались три раунда с бродячей группой диких кошек. Я бы сказал, мы квиты.
– Квиты? О, прошу, - Эйтиннэ щелкает пальцами, - к этому моменту мы с Охотницей пробрались через лес с острыми ветками, отбились от Мары, сбежали от солдат Лоннраха и обезвредили два mortair. В тебя случайно выстрелили из оружия, состоящего из деревянной палки с бочкой на конце..
– Мушкета, - любезно поправляю я. Киаран бросает на меня колкий взгляд, как бы говоря: “Ты на чьей стороне?”
– Поэтому я бы сказала, что в этом раунде победа за мной, - закончила она с некоторой высокомерной ухмылкой, которая ясно дает понять, что это должно быть вечное противостояние.
Родственное соперничество, похоже, бывает не только у людей.
Если бы взгляд Киарана и мог о чем-то сказать, то это были бы пятьдесят способов убить свою сестру.
– Просто помни, - шепчу я ему, - во многих обществах убийство не одобрено.