Исчезающий Трон
Шрифт:
– И предположу, фейри было плевать на них, - сказала я с горечью.
Она повернула ко мне свой взгляд, он был жестким, беспощадным.
– Множество из s`ithichean умерли на этом поле наряду с твоими людьми.
Боже, я практически сказала вслух, но не стала.
– Полагаю, и их смерть так же не была бессмысленной?
– сказала я, пытаясь удержать свой тон ровным.
– Не зли меня, дитя. Это было необходимо, чтобы обеспечить будущее нашему виду. Кадамах превосходно сыграл свою часть.
Я окидываю поле взглядом сотни мертвых мужчин и женщин,
Прошлое Киарана буквально связано со смертью, его секреты могут заполнить пространство между галактиками. Он заманивал людей той же песнью, которую использовали солдаты Лоннраха, чтобы убивать в моем городе: мою семью, людей, которых я знала в прежней жизни. И прямо как те солдаты, он так же оставлял людей, разбросанных по полю, как отходы.
– Я не понимаю, - сказала я.
– Какую часть?
– Проживать ту же историю на протяжении веков, - сказала она тихо, почти для себя. Затем:
– Мы все создания войны, monighean. Кадамах ведь научил тебя этому? Битва в нашей крови, - Кайлих развернулась, тень накидки извивалась подобно змеям на земле.
– Так наша цивилизация развивалась. Так мы стали завоевателями.
Глава 30.
Кайлих скользит через ряды тел, каждое из которых погружается в землю, когда она проходит.
– Пойдем. Мы еще не закончили.
В мгновение ока мы идем по дорожке между крошечными каменными хижинами с соломенными крышами, в деревне темно и тихо. Никакого щебетания птиц на деревьях. Снег падает вокруг нас, тает, как только достигает земли. Кайлих осторожно переходит дорогу, хилая походка старухи, спина сгорбилась, седые волосы рассыпались по плечам. Ее кожа вновь облепила кости, сухая, морщинистая и старая.
Прямо за поворотом - костер. Пылающий пепел возносится в небо и разрушается, оставляя после себя аромат горящего тиса. Тринадцать женщин собрались в полукруг рядом с танцующим пламенем. Некоторые их голоса раздавались в ночи испуганным шепотом, другие устойчивыми голосами, все на языке, которого я не слышала ранее. Они одеты в грубо окрашенные многослойные капюшоны и платья, чтобы защитить себя от холода.
Я узнаю одну из женщин. Эйтиннэ. Ее глаза светятся серебром и золотом в свете костра, ее волосы гладкие и черные, как сажа. Она выглядит, как богиня, сияющая в лунном свете. На ее обнаженное плечо садится сокол. Даже его солидные когти не могут проколоть ее неуязвимую кожу фейри. Он кажется довольным, сидя там, его крылья сложены, спина прямая и гордая.
Эйтиннэ подняла руку, чтобы замолчали хриплые голоса женщин вокруг костра. Когда я посмотрела на их лица, увидела там слезы, злость, их ощутимое горе. Никогда не видела людей, выглядящих так беспомощно. Так безнадежно.
– Кто они?
– спрашиваю я Кайлих.
– Первые Соколиные Охотницы, - сказала она.
– Они были единственными женщинами, выжившими в той деревне. Моя дочь спела песню, чтобы приманить их сюда.
Я напряглась, ожидая худшего после того, что увидела на поле. Когда Кайлих обещает правду, это всегда больно. Это снимает завесу с секретов, которые хранят люди, и обнажает все до такой степени, что ты хочешь никогда не знать об этом. И ты желаешь никогда не принимать этого.
Эйтиннэ манипулировала этими женщинами, чтобы они пришли сюда. После того, что я узнала о Киаране, я ожидала, что она убьет их прямо передо мной. “Не заставляй меня ненавидеть тебя”, - думаю я, - “пожалуйста, не заставляй меня ненавидеть тебя”.
Я изучила женщин: на их лицах разводы грязи, одежда забрызгана и пропитана кровью, дорожки слез на их щеках. Они не воины, не суровые амазонки из мифов, как я думала. Вместо этого, они напуганные женщины, которые только что потеряли свои семьи, они из первых рук знают, насколько жестоки могут быть фейри.
Когда Эйтиннэ заговорила, все было на другом языке, но я понимала слова. Кайлих позаботилась.
– Я позвала вас сюда, чтобы договориться, - сказала Эйтиннэ командирским голосом, который я никогда не слышала от нее. Одна женщина начала возражать, но сила Эйтиннэ рассекла костер так резко, что заткнула ее.
– Я не давала тебе разрешения говорить.
Я дернулась, вспоминая голос Лоннраха у моего уха, шепот сквозь сжатые зубы. “Я не говорил, что ты можешь двигаться”.
Это не та Эйтиннэ, которую я знаю, Эйтиннэ, что спасла мне жизнь. Которая предложила забрать мои воспоминания о Лоннрахе, чтобы облегчить мою боль. Она говорит, как он, будто ей плевать на людей.
Более того, она стоит со всей уверенностью воина, лидера: плечи отброшены назад, подбородок высоко поднят, и те странные глаза, полные огня. Сокол на ее плече вскидывает крылья и резко взмахивает ими. Она ощущается неумолимой, могущественной, устрашающей, как ее мать.
Эта Эйтиннэ никогда не запиралась под землей на две тысячи лет мучений.
Она снова заговорила, обходя костер по кругу и наблюдая за женщинами тем непроницаемым взглядом.
– Никому из вас не следует бояться меня. Я не из тех, кто убивал ваши семьи.
– она остановилась, ее кожа светилась. Она великолепна: устрашающая и такая бесчеловечная.
– Но я могу предложить вам отомстить тому, кто сделал это.
Я посмотрела на Кайлих. Ее взгляд ожесточился, глаза запали в костлявое лицо. Что бы Эйтиннэ ни собиралась сделать - это источник гнева ее матери.
“Моя дочь, Эйтиннэ, никогда не должна была создавать Соколиных Охотниц”.
Волна непонимания прошла через группу. Женщина, которая пыталась говорить ранее, внезапно обрела голос, хриплый, едва слышимый.
– Это ловушка.
Я ожидала, что Эйтиннэ ответит так же жестко, как делала раньше. Но вместо этого я увидела вспышку в ее взгляде, слабость за этой тяжелой броней. Она тоже горюет.
– Никаких ловушек. Никакого обмана. Я хочу, чтобы вы взяли у него то, что он украл у вас, - затем прошептала. То, что только я могла едва уловить: - То, что он украл у меня.