Исчезающий Трон
Шрифт:
– Что это значит?
– спросила я Кайлих. Я не хотела спрашивать, но мне надо знать.
– Что он украл?
Кайлих облокотилась на свой посох; отчего земля промерзла вокруг моих босых ног.
– Она горюет о потери своих подданных. Которых убил мой сын. Моя дочь родилась такой мягкой. Призвать людей, чтобы сражались на ее стороне в войне … - она скривила губы в отвращении.
– Я бы сама убила ее за это, если бы могла.
Ее подданные? Кусочки начали складываться: я сложила вместе истории и все, что знала о Киаране и Эйтиннэ. Все, что выучила о фейри.
Два
Мое сердцебиение застучало в ушах. Женщины вокруг костра встали, но я больше не могла сфокусироваться на том, что они говорят. Все, о чем я могла думать, это Киаран, сидящий на каменистом берегу после сражения с mortair.
“Зачем ты искал кристалл”?
“Я был Неблагим, Кэм. Как ты думаешь? Я хотел убить Благую Королеву”.
– Эйтиннэ - Благая Королева, - шепчу я.
– Ведь так?
– затем я произношу слова, которых не хочу, часть истории, которая я надеюсь была неправдой, но все во мне знает, что так и есть.
– А Киаран - Неблагой Король.
– Айе, - тихо проговорила Кайлих.
Воспоминаниями я возвращаюсь к тем временам, когда пыталась объединить прошлое Киарана, и я перебирала каждую возможную комбинацию - каждая более ужасная, чем предыдущая - но я не могла вообразить этого, только не это.
Моя привязанность к Киарану ослепила меня. Даже с проблесками, когда я видела Кадамаха, я никогда не могла в действительности постичь те ужасные вещи, которые он делал, потому что часть меня не хотела этого. Я не хочу думать о тысячах людей, за чьи убийства он ответственен. Потому что Неблагой Король не сравниться с другими фейри. Он живет и дышит смертью. Он сожжет мир дотла.
“Ты всегда будешь Киараном для меня”.
Кадамах. Его зовут Кадамах, и он Неблагой Король.
Теперь я понимаю, почему столько замешкавшихся, когда Кайлих предлагает им правду. Правда никогда не бывает привлекательней лжи. Никогда не бывает такой привлекательной. Это как меч в животе, то, что напоминает нам, что некоторые люди не те, за кого мы их принимаем.
Правда вынуждает нас противостоять самым ужасным частям людей, которых мы любим. Чудовищным частям.
Я опустила взгляд.
– С меня хватит.
Кайлих не двинулась, лицо снова приняло красивую форму. Теперь, когда я увидела ее снова, я понимаю, как сильно она похожа на своих детей. Те же темные волосы, безупречные черты лица и бездонные глаза.
– Ты приняла мое предложение, - сказала она, ее посох ударяет по земле. Снег падает вокруг нас. Холодный ветер режет по моей шее, и я дрожу.
– Я еще не закончила.
– Почему тебя волнует, узнаю ли я правду?
– говорю я с горечью.
– Ты хотела, чтобы я оставалась мертвой. Ты показываешь мне все это лишь для того, чтобы удержать меня здесь.
Красивое лицо Кайлих в мгновение ока превратилось в череп. Она - это океан тайн, фейри такая же старая, как смерть. А еще … а еще есть что-то почти уязвимое в том, как хрупка она становится порой, как смотрит на меня.
– Это только половина правды, monighean, - сказала она дрожащим голосом, так говорят люди в преклонном возрасте, в их уходящие часы перед смертью.
– Я говорила тебе: я так же взяла от тебя. Раз уж я не могу предложить тебе жизнь, я предлагаю тебе это. Это все, что мне осталось тебе дать.
– Ты взяла…
Нас прервал крик агонии. Женщина преклонила колени у костра, руки Эйтиннэ по обе стороны ее головы. У обеих течет кровь, у Эйтиннэ из рук, у женщины из порезов на ее лице. Сокол исчез.
Выражение лица Эйтиннэ полностью сконцентрированное, глаза плотно закрыты. Она выглядела также, когда лечила меня. Боже, как это больно. Женщина снова закричала, а я была шокирована, когда свет, кажется, начал исходить из-под ее кожи.
– Что она делает?
– спрашиваю я. Другие женщины выглядят одинаково обеспокоенными, подозрительными, но они остаются на своих местах в полукруге вокруг огня.
– Вот как вы получили возможность убивать мой вид, - сказала Кайлих уставшим голосом. Она оперлась о посох, будто уже не могла стоять на своих ногах.
– В тебе кровь моей дочери, ее сила. Моя кровь.
Значит, это не моя сила. Охотницы были созданы, потому что Эйтиннэ не смогла решиться убить собственного брата. Мы были созданы для их войны.
– Тогда я частично Благая. Не человек, после всего этого, - сказала я с горечью.
– В тебе достаточно от человека, - прошипела Кайлих.
Я наблюдаю, как Эйтиннэ отступила от женщины. Одна за другой будущие Охотницы приклонялись перед ней; снова и снова раздавался крик агонии. Ни одна из них не отказалась. Ни одна из них не решилась уйти, не съежилась от страха. Это то, кем они станут: воительницами. Боль - это просто первая составляющая сражения.
Я думаю над словами Эйтиннэ, когда встает последняя женщина. В конце концов, все мы олени.
Единичный крик птицы доносится из леса, а затем их дюжина. Я тут же отступаю назад, поскольку из-за деревьев появляются соколы, их крылья раздувают огонь. У каждой птицы есть черные и белые полосы, которые бегут от самых кончиков крыльев через их оперенные тела. Они бросились к женщинам, каждый сокол к своей. Их когти впиваются в нежную женскую кожу, вызывая кровь, когда они взгромождаются на их плечи, успокаиваясь. Женщины задыхаются от боли, но ни одна не кричит.
У каждой есть сокол, привязанный к ней кровью. Они закрепили свои титулы. Seabhagair. Соколиная Охотница.
Последний сокол подлетел к Эйтиннэ и занял свою позицию у нее на плече. Но ее руки дрожали, а из носа текла кровь, капая на ее губы и ниже на бледную кожу ключицы. Она больше не держала себя с той собранностью и силой, в позе “спина-прямо-плечи-назад”. Ее кожа потеряла часть своего блеска, не много, но все же примечательно.
– Это ослабило ее, - сказала я тихо.
Кайлих снова посмотрела на меня и это было старое, морщинистое лицо, кожа бледная и тусклая. Ее седые волосы больше не сияли; они были волокнистыми и тонкими.