Исчезнувшая
Шрифт:
— Мы туда едем?
— Мы проедем сквозь нее. Как ты себя чувствуешь, Ариэлла?
— Нормально.
С аппетитом стало получше. Я уже различала вкус пищи. Но сон оставался нарушенным. Мое сознание все хотело пересмотреть сцену на болоте и в то же время боялось отправиться туда.
— Она была другом, — услышала я свой голос. — Не очень близким, но небезразличным мне человеком. Она была классная, на свой манер — упрямая и храбрая. Она не заслужила такого конца.
— Никто не заслуживает.
И мы обе представили себе Осень, превратившуюся всего лишь в плавающую кучу темной одежды и разметанных по мелководью волос.
— Со временем тебе станет легче. — Мамин профиль непреклонным контуром врезался в пейзаж за окном. — Надеюсь, ты готова услышать то, что я скажу тебе сейчас. Мы едем навестить твоего отца.
Пока мы ехали, мама рассказала, что мы направляемся в дом, который она сняла на Тиби-Айленде, у побережья Джорджии.
— Это самое безопасное место, какое пришло мне в голову, — сказала она. — Учитывая обстоятельства.
Покинув в декабре наш дом — «и он был в ярости, Ариэлла, в ярости от того, что случилось с тобой, и от того, что снова видит Бартона», — он взял напрокат машину и начал искать человека на бежевом «шевроле».
— Все это он рассказал мне только неделю назад, — пояснила она. — Он и рад был бы выйти на связь раньше, но не смел рисковать. Мы думали, что полиция может отслеживать наши звонки.
Рассказ мае изобиловал отступлениями и примечаниями, которые я стараюсь не приводить здесь во всей их полноте. Обстоятельства были таковы: два дня спустя после расставания с нами папа обнаружил у наших ворот «шевроле» с водителем. Когда папа подъехал, джип тронулся с места. Папа ехал за ним до местной старшей школы [11] . Вскоре объект уговорил девочку-подростка сесть к нему в джип. Папа следовал за джипом через всю Флориду с запада на восток. Маршрут закончился в пригородном коттедже в Дайтона-Бич.
11
В Штатах начальные средние и старшие классы зачастую помещаются в разных зданиях и даже на разных улицах.
— В доме жило едва ли не пятьдесят подростков, — сказала мае. — Рафаэль наблюдал, как одних доставляли, а других забирали. Он хотел проследить за уезжавшими машинами, чтобы выяснить, куда увозят ребят, но у него кончалась сыворотка. Поэтому он позвонил мне.
Мы уже проезжали автопарки и торговые базы на окраинах Саванны. Я высматривала бежевые джипы. В переулке перед нами остановился школьный автобус, и я смотрела, как в него забираются дети. Была ли жизнь у кого-нибудь из них так же сложна, как моя? Вполне возможно.
— По-моему, ты говорила, что наши телефоны могут быть на прослушке.
— Рафаэль изменил голос. — И тут мама улыбнулась, крохотной кривой улыбочкой, показавшейся неуместной. — Он притворился моей сестрой. Он проделывал это в прежние времена, когда она устраивала какую-нибудь пакость, и это делало ее почти сносной.
Затем она снова посерьезнела.
— И я отправилась в мотель под Дайтоной с запасом сыворотки. Он выглядел усталым, но после приема лекарства — просто выжатым до предела. А когда я сдала его взятую напрокат машину и вернулась, то обнаружила его почти без сознания. — Она остановилась на красный свет и повернулась ко мне. — Ариэлла, твой отец серьезно болен. Ты справишься с этим?
Я кивнула. А что мне еще оставалось?
Мы проехали через Саванну, мимо напоминающих свадебные торты домиков на Виктори-драйв, и выехали на Островное шоссе. По-прежнему ни одного бежевого джипа. Мама сказала, что едва успела устроить отца в арендованном домике, когда ей позвонила Дашай и сообщила, что со мной хочет побеседовать Бартон.
— Мы устроили так, чтобы Дашай приехала ухаживать за Рафаэлем, а я помчалась к тебе.
Мае сказала, что Дашай нашла в Саванне врача, одну из нас. Врач обследовала папу и сейчас делает анализы.
— Что с ним?
— Мы пока не знаем.
Теперь мы ехали по двухполосной дороге, окаймленной заливными лугами и водой. Я опустила стекло, чтобы вдохнуть соленый ветер. Центр Тиби-Айленда был туристический, заляпанный кричащими вывесками и видавшими виды сувенирными лавочками. Мама сказала, что, когда она отдыхала здесь в детстве, все было по-другому. Они с папой познакомились здесь на пляже, когда были еще маленькие.
— Кажется, все это случилось миллион лет назад, — говорила она теперь.
Она свернула на маленькую, упиравшуюся в пляж улочку и припарковалась. Когда мы вылезли из машины, она положила мне руки на плечи.
— Не забудь, что я тебе говорила. Он выглядит не таким, каким ты его помнишь.
Вот тогда мне стало по-настоящему страшно.
Мае провела меня по усыпанной гравием дорожке к дому на сваях, выходившему на пляж. Я слушала негромкое шипение океанских волн невдалеке. Мы поднялись по скрипучей лестнице к темно-зеленой двери.
Открыла Дашай, не переставая говорить по мобильнику — удивительно, поскольку они с мамой никогда ими не пользовались, насколько я помню.
— Хорошо, — сказала она. — Поняла. Спасибо, доктор Чжоу. До свидания. — Она отключилась и по очереди обняла нас на входе в дом.
Я не заметила в комнате ничего, кроме папиного отсутствия.
— Где он?
— Он в постели. — Дашай указала налево. — Подожди.
Но я уже направилась туда.
Окна в комнате были открыты, и шум океана слышался громче. На двуспальной кровати под лоскутным одеялом лицом к стене лежал человек, темные волосы разметались по подушке. Рядом с кроватью стояла штанга для капельниц, на ней висело два пакета — один с прозрачной жидкостью, другой с красной. От красного отходила трубка и исчезала под одеялом.
— Папа, — окликнула я его.
За спиной у меня послышался голос Дашай:
— Ты ей сказала?
— Да, — ответила мае.
— Папа? — Я подошла ближе.
Он не шевелился. Я склонилась над ним, чтобы увидеть его лицо, и, когда увидела, меня накрыло волной головокружения. Кто-то подхватил меня и оттащил.
Глаза у него были полуоткрыты, но он меня не видел. Лицо его словно усохло, съежилось, кожа туго натянулась на костях. Он напомнил мне Старину Джо, который лежал, жесткий и неподвижный, готовясь умереть.