Исчезнувшая
Шрифт:
— Включи верхний, — попросила я Бернадетту.
Когда она включила голую лампочку, детали обстановки бросились нам в глаза — наши разобранные койки, спальный мешок Осени на полу, а на нем и вокруг остатки моей расписной лампы. Должно быть, ее швырнули с силой, потому что тончайшие осколки стекла и фарфора мерцали на полу широким полукругом. Осень отсутствовала.
Я была слишком потрясена и вымотана, чтобы сказать, что думала: «Зачем Осени понадобилось разбивать мою лампу?»
— Потом уберем, — сказала я.
Бернадетта подняла взгляд от битого стекла.
— Но
— Мы оставим ей записку. Мы можем завалиться к Джейси, а к услугам Осени кушетка в холле. — Меня не волновало, где ей спать. Я хотела обратно свою лампу.
Бернадетта взяла свой мешок, и я пошла за ней по коридору к комнате Джейси.
Бернадетта постучала. Когда Джейси открыла дверь — лицо белое, глаза красные, — Бернадетта сказала: «А мы к тебе».
Пришло время идти на ужин, и мы заглянули в нашу комнату. Осень по-прежнему не появлялась.
— Как ты думаешь, где твоя подруга? — спросила Бернадетта.
Я подумала о способности Осени влипать в неприятности в прошлом.
— Она девушка независимая, — сказала я, надеясь, что она больше ничего не разбила.
Наутро у меня спозаранку зазвонил мобильник. Голос Дашай звучал странно, без эмоций и акцента. Она сказала:
— Я звоню сообщить тебе, что к тебе скоро приедут.
То, как она говорила, навело меня на мысль, что наш разговор могут слушать посторонние, поэтому я тоже взяла нейтральный тон.
— Кто едет?
— Твоя мама. И Сесил. Агент Бартон.
— Могу я поговорить с мае?
— Ее тут нет, — ответила Дашай. — Она в Джорджии, навещает родных.
Единственная мамина родственница, ее сестра, проживала в Саванне, и мама никогда ее не навещала.
— Все в порядке? — спросила я.
— Она все объяснит, когда приедет. Она уже в пути.
— А как дела у тебя? — спросила я, чувствуя себя участником пьесы.
— У меня все хорошо, — произнесла она почти нараспев. — Я на той неделе съездила в Атланту поглядеть на старого друга.
«Должно быть, она имеет в виду Беннета», — подумала я.
— Как он?
— У него и его невесты все хорошо.
Неестественное спокойствие Дашай начало меня тревожить. Вскоре после этого мы распрощались.
Я вернулась в нашу комнату и, аккуратно переступая через осколки, забрала полотенца и шампунь. Помывшись и переодевшись, я осознала, насколько я голодна. Бернадетта еще спала, поэтому я отправилась в холл узнать, не хочет ли позавтракать Осень. Но старая кушетка в общей комнате была пуста.
Завтракать я отправилась в одиночестве.
Я вернулась к себе в комнату и как раз подметала осколки лампы, когда вошла мае. Я бросила швабру и обняла ее. Когда мы отстранились друг от друга, выражение ее лица не на шутку встревожило меня — она казалась выжатой, словно не спала несколько дней.
— Что стряслось? — спросила я.
И тут вошел агент Бартон. Он извинился, что беспокоит нас, но в голосе его не чувствовалось сожаления.
По его предложению мы отправились в библиотеку, в уединенный уголок, называвшийся «кабинетом для научной работы». Бартон вынул диктофон и несколько раз кашлянул, чтобы проверить его. Таким мрачным я его еще не видела.
Затем он сообщил мне, что та штука на болоте была мертвым телом, и тело это принадлежало Осени.
После — спустя неделю собеседований с Бартоном и в Полицейском управлении штата Джорджия, после серии проверок на детекторе лжи, пребывания в состоянии шока — я услышала от мамы извинения. Она сказала, что хотела позвонить, предупредить о надвигающейся беде, но они с Дашай решили, что пусть лучше полиция увидит мою первую реакцию на новости.
К концу той недели Бартон однозначно уверился, что я не являюсь причиной смерти Осени (он сказал, что ее задушили, но где это произошло, неизвестно), но его беспокоило то, что он называл «невероятным совпадением»: три девочки, которые были знакомы со мной, пропали, и минимум две из них в итоге погибли. (В меньшей степени его беспокоила отмеченная полиграфом низкая температура моей кожи, но мае убедила его, что это побочный эффект лечения «редкой формы волчанки — того же типа, что убила ее отца».)
Затем поступила новая информация: одна из обитательниц нашего общежития сообщила полиции, что видела незнакомца, выволакивавшего из корпуса очень большой мусорный пакет, в то утро, когда мы отправились на болота.
— Я решила, что он из полевой группы.
Она стояла недостаточно близко, чтобы разглядеть детали его внешности. Среднего роста, сказала она. Лысый. В темных очках и темной одежде.
Я рассказала Бартону, что видела ехавший в сторону кампуса бежевый внедорожник, когда мы отправлялись в Окифиноки.
— Когда ты в прошлый раз упомянула о джипе, мы установили боевое дежурство, — сказал он. — Ничего не всплыло.
— Что ж, лучше установите по новой, — сказала мама. — Кто-то убил ту девочку, и он до сих пор на свободе.
Он думал, что джип мне привиделся, но пометку себе сделал.
— Что, если… — я сформулировала вопрос на ходу, — что, если тот, кто забрал Осень, на самом деле охотился за мной?
К моему удивлению, Бартону это уже приходило в голову. Да, я опять подслушивала его мысли. Он ломал голову над местонахождением тела, насколько вероятно, что убийца знал маршрут наших каноэ, хотел, чтобы мы обнаружили ее.
— Все возможно, — сказал он. — Нам остается только догадываться.
Помимо признаков борьбы — разбитой лампы, наполовину вывернутого спальника, — в комнате не обнаружилось ни малейших следов присутствия кого-либо, кроме Осени и нас с Бернадеттой. Но полиция нашла записку, оставленную Бернадеттой Осени, и допросила Чипа, ее бывшего бойфренда. Алиби Чипа — что он в обсуждаемый вечер пытался угнать машину — не произвело на них особого впечатления. Они также допросили Джесса и отца Осени, в Сассе и в Джорджии, куда они приехали по собственной воле. По просьбе семьи я встретилась с Джессом и мистером Весником однажды днем в кирпичном здании полицейского участка.