Исчезнувшая
Шрифт:
Уолкер был не из тех, кто скрывает свои чувства. Однажды он вошел в аудиторию, жонглируя бумажными розами, которые потом сложил на подлокотник моего кресла. В другой раз пел дурацкую песенку собственного сочинения, где рифмовал «Ари» с «кампари», «в ударе» и «феррари». Бернадетта и профессор Хоган посмеялись над песенкой, после чего их зависть только возросла.
Я пыталась понять их чувства, но тщетно. На том этапе жизни я испытывала зависть очень редко и только к абстрактным вещам: например, я завидовала нормальной семейной жизни других девочек.
Когда профессор Хоган писала красной ручкой в моем сочинении «Неверно!» рядом с утверждением, в истинности которого я не сомневалась, я старалась не принимать это близко к сердцу. В конце концов, она состояла в связи с женатым мужчиной, который никогда не посмел бы публично признать свои чувства к ней, как это делал Уолкер. У нее были причины завидовать.
Но когда Бернадетта начала распускать обо мне сплетни, это оказалось больно. Хотя она и съехала из комнаты, какая-то часть меня продолжала считать ее подругой. (Теперь мне стыдно вспоминать, какой наивной я была. Есть ли что-нибудь более эфемерное, чем дружба между девочками-подростками?)
Про Бернадетту мне рассказал Уолкер. Однажды после обеда мы сидели под деревом. Я читала наш учебник по политологии, а Уолкер положил голову мне на колени и играл моими волосами. Он сдвинул их все вперед, чтобы они закрыли ему лицо, как занавеской, и потом принялся разделять их на пряди и выглядывать сквозь щелки на меня.
— А правда, что ты в старших классах спала с кем ни попадя? — вдруг спросил он.
— Что? — Я со стуком захлопнула книгу.
— Мне Бернадетта сказала.
Мне виден был только один глаз, странно и жестко блестящий.
— Во-первых, я не ходила в старшие классы — я вообще в школе не училась. — Возмущения в голосе было меньше, чем в душе. — Во-вторых, я девственница. — Ну вот — я произнесла вслух то, о чем и не думала, что посмею когда-либо кому-либо сказать.
— Правда? — Он протянул руку сквозь волосы и погладил меня по щеке.
— Щекотно. — Я смахнула его ладонь. — Зачем она это говорит?
— Ревнует, полагаю, — вздохнул Уолкер. — Понимаешь, на первом курсе мы с ней несколько раз гуляли. Я не придавал этому особого значения, но, возможно, она до сих пор питает ко мне какие-то чувства.
— Может, и питает. — Почему я не просекла этого раньше? И что он имел в виду под «гуляли»? — Что еще она говорила?
— Что я, мол, должен быть осторожен рядом с тобой. Что имели место всякие нехорошие события. Ну, ты понимаешь.
— Мои друзья склонны пропадать или умирать. — То же самое сказала Джейси.
— Забудь о ней. Она просто ревнует. Ари, ты меня любишь?
Разговор слишком смущал меня. Я не знала ответа.
— У нас в семье, — медленно проговорила я, — когда я росла, никто не использовал слова «любовь». Я никогда его не говорила, никому.
Уолкер поднял мои волосы и сел, дав им рассыпаться по моим плечам и по спине.
— Я хочу быть первым, кому ты его скажешь, —
Он поцеловал меня, и я почувствовала еще большее смущение.
За неделю до полевого выезда профессор Хоган завалила нас кучей обязательной к прочтению литературы. Мы изучали историю партий в американской политике: например, как республиканская партия возникла в оппозиции рабству и сделалась партией первой величины.
— Сегодня, когда некто решает голосовать за третью партию, это означает неприятие основных партий? — говорила профессор Хоган. Волосы у нее секлись, кожа покрылась прыщами, словно дополнительный стресс полевого выезда высасывал из нее последние соки. — За третьи партии голосуют только в экстремальных обстоятельствах, когда позиции основных партий кажутся избирателям настолько чуждыми, что они готовы отдать свои голоса любой другой партии, даже если точно знают, что она не выиграет?
Уолкер складывал из листка бумаги цветок оригами. Он не соглашался с ее словами. Он думал, что люди, которые дали себе труд проголосовать, верили, что их партия может победить.
— Наши избирательные законы не поддерживают рост третьих партий?
Уолкер щелчком отправил бумажный цветок на подлокотник моего кресла.
— И каким образом они это делают, Ариэлла?
Она почти всегда вызывала меня, поэтому я внимательно слушала, даже когда она бывала особенно скучна.
— Они затрудняют получение финансирования третьими партиями, — сказала я самым нейтральным тоном. — А во многих штатах кандидатам от третьих партий гораздо сложнее баллотироваться, так как от них требуется представить большее число подписей под их петициями.
Она неохотно кивнула. Бернадетта метнула на меня обиженный взгляд.
У меня не было возможности сказать ей что-либо по поводу вранья, которое она нагородила Уолкеру. Но я скажу многое, когда выпадет подходящий момент. Пока же я просто смотрела на нее, пока она не отвернулась.
Профессор Хоган напомнила нам, что в Саванне мы должны будем вести себя как можно лучше.
— Пожалуйста, оденьтесь как-нибудь попрофессиональнее? — сказала она.
В тот год несколько третьих партий впервые решили созвать региональный предвыборный съезд, дабы обсудить стратегии подрыва основных партий. Нашей группе Советом третьих партий были выданы особые пропуска для присутствия на некоторых заседаниях. Однако всем полагалось ходить на разные. В конце занятия Хоган раздала нам бланки назначений.
— У меня партия зеленых. — Уолкер надеялся, что ему выпадет именно она, и я за него порадовалась. Потом взглянула на собственный листок.
— Что у тебя, Уолкер? — тронула его за плечо Бернадетта.
— Я зеленый.
— А я социал-демократ, — разочарованно протянула она.
Он уже отвернулся ко мне.
— А ты кто?
— Партия Справедливой доли, — прочла я. — Наверное, из новых.
— Может, нам удастся поменяться с кем-нибудь, чтоб оказаться вместе, — предположил Уолкер.