Исчезнувшая
Шрифт:
Уолкер посмотрел на кованые чугунные опоры и перила гостиничного балкона.
— Круто, — сказал он.
Сквозь окна с портьерами цвета бургундского вестибюль отеля выглядел прежним — черно-белые шестигранники пола, освещенные люстрами в виде стеклянных чаш. В ресторане по соседству горели свечи, отчего темно-зеленые стены, казалось, светились.
И тут я увидела его. Спиной к нам в баре сидел высокий блондин в черном костюме и потягивал из бокала темно-красную жидкость.
«Малкольм». Я замерла. Уолкер по инерции прошел еще несколько шагов и обернулся.
— В чем
Я не проронила ни слова.
— Ари, у тебя такое лицо, будто ты увидела привидение.
Но то был не призрак. У меня на глазах он поднял бокал, словно приветствуя кого-то. Может, увидел мое неверное отражение в зеркале над барной стойкой?
— Давай войдем. — Голос мой звучал непринужденно, но кровь бурлила.
Последний раз я видела его в Сарасоте. «Этот человек устроил пожар, едва не убивший нас, — думала я. — Этот человек сделал моих маму и папу вампирами. Он убил мою лучшую подругу».
Уолкер последовал за мной в бар, решив, что я хочу выпить. Но мне требовались ответы. Почему он выбрал именно мою семью? Не причастен ли он каким-то образом и к папиной болезни? Вне зависимости от ответов, в сердце своем я жаждала мести.
Когда мы вошли, Малкольм не выказал ни малейшего удивления.
— Мисс Монтеро, — сказал он, вставая и протягивая мне руку.
Я не планировала эту встречу. Я взяла его ладонь, пожала и отпустила. Она была холодная. Лицо по-прежнему надменно красивое: аристократический нос, бледные глаза, светлые волосы слева разделены на пробор.
— Я Малкольм Линч, — сказал он Уолкеру, пожимая ему руку.
Уолкер представился. «Это полагалось сделать мне», — подумала я, но ум мой занимала куча других дел. Как я могу что-то сказать в присутствии Уолкера?
— Что ты делаешь в Саванне? — сказала я.
Он выглядел так же безупречно, как и в последнюю нашу встречу.
Легкое покачивание головой, как будто я сказала грубость, но он все равно находит ее забавной.
— Присядьте. Выпейте со мной.
Уолкер скользнул на табурет. Я сказала:
— Нет.
Они оба посмотрели на меня — Уолкер с искренним удивлением, Малкольм с наигранным.
— Мы идем ужинать, — сказала я, — а потом нам надо присутствовать на приеме. — В конце концов, я не была готова сцепиться с Малкольмом при Уолкере. — Возможно, мы сумеем встретиться позже.
— Безусловно. — От улыбки кожа в уголках Малкольмовых глаз собралась в морщинки. — Нам надо кое-что наверстать.
Он сунул руку за пазуху и извлек металлическую коробочку с гравировкой — вероятно, платиновую, — открыл ее и вынул визитку. Я, не глядя, взяла ее и сунула в сумочку.
— До свидания.
— Хорошего вам вечера. — Он кивнул нам обоим и снова улыбнулся, провожая нас взглядом.
Оказавшись снаружи, Уолкер сказал:
— Странно как-то. Кто этот парень? Почему ты не захотела остаться?
— Это старый знакомый нашей семьи. — Я откинула волосы, стараясь успокоиться.
— А почему ты говоришь так официально?
— Не знаю. — Мы свернули за угол и вышли к ресторану, старому зданию, выкрашенному в розовый цвет. — Извини. Увидеть его было в некотором роде потрясением. Я как-нибудь потом объясню тебе
Ужин испортил Уолкер. Он суетился, постоянно ерзал на стуле, стрелял глазами по заполненному народом залу. Сначала не мог сообразить, что заказать, а потом едва притронулся к еде. Пожилая пара за соседним столиком все время поглядывала на нас, пытаясь понять, что не так.
Каким облегчением было вернуться в отель, переодеться в брючный костюм и отправиться на прием. Речей сегодня не было, только еда, напитки и оркестр. Когда я вошла, играли какую-то попсу и кое-кто уже танцевал.
Уолкер уже навестил чашу с пуншем. Он вытащил меня на танцпол и принялся размахивать руками и беспорядочно скакать. Когда песня закончилась, я увлекла его на сиденье возле столика с прохладительным, а сама прислонилась рядом к стене, наблюдая за толпой, впитывая калейдоскоп цветов, запахов и узоров, понимая, что Уолкер не замечает большей части этого, если вообще что-нибудь видит. Он обмяк на стуле, полуприкрыв глаза и бессмысленно улыбаясь.
И поэтому, когда Нейл Камерон пригласил меня на танец, я с радостью пошла с ним. Мы танцевали под быструю музыку, потом под медленную. С первого мгновения танца мы почувствовали друг друга. Я украдкой поглядывала на его лицо, профиль и глубоко посаженные глаза.
— В танце вы двигаетесь, как кошка, — сказал он. — Грациозно без усилий.
— Вы флиртуете со мной?
— Немножко. Вы не против?
— Думаю, нет.
Я была более чем не против. В голове у меня теснились разноцветные наречия: жемчужное «чудесно», гранатово-красное «божественно», сапфировое «завораживающе» — все эти слова я при нормальных обстоятельствах не употребляла. Спасибо мае, что научила меня танцевать, — но это ничем не напоминало наши осторожные шаги по казенному полу аэропорта. У меня в мыслях мы с Камероном не танцевали медленный танец — мы кружились и парили в ночном небе.
Он улыбнулся мне, и я слишком поздно спохватилась, что надо блокировать мысли. Внезапно я почувствовала себя неуклюжей и наивной.
Но ближе к концу танца произошло нечто странное, нечто, чему я в то время не знала названия. Во мне изнутри поднялась волна могучей энергии и передалась ему. Чувство было похоже на то, что я испытала, когда первый раз целовалась с Уолкером, но куда сильнее. Некоторое время спустя мае объяснила мне, что я пережила то, что французы называют coup de foudre — термин, вольно переводимый как «вспышка молнии», «гром среди ясного неба» или «любовь с первого взгляда». И по сей день я не знаю, какой из них больше сюда подходит.
Камерон перестал танцевать и уставился на меня, а я в ответ смотрела в его темно-синие глаза.
— Как звездчатые сапфиры, — услышала я собственный голос, но он, похоже, не слышал.
Музыка смолкла, и мы отстранились друг от друга. Подошли трое сторонников партии и увели Камерона, но он оглянулся на меня через плечо и одними губами произнес «позже». Я глубоко вздохнула и оглядела зал.
И снова увидела его: Малкольм сидел возле стойки бара, откинув голову, и смеялся. Я отвела глаза, притворившись, что не увидела его.