Исчезнувшие без следа
Шрифт:
– Из группы – я один. И еще этот парень, которого я сопровождал.
– А кого вы сопровождали?
– Человека, которого мы разыскивали.
– Фамилия! – нетерпеливо-требовательно выкрикнул Дружинин.
– Чья?
– Того человека, которого вы разыскивали! Воронцов, так? – У Дружинина уже не оставалось в запасе терпения.
– Да, Воронцов, – подтвердил Марков.
Он несколько растерялся, похоже.
– Значит, Воронцов остался в живых?
– Да.
– Где он сейчас?
– Я не знаю.
– А где вы
– В Москве.
– Когда?!
– В день прилета. Мы из Конакри прилетели спецрейсом, нас прямо на летном поле рассадили по разным машинам, и больше я его не видел.
– Кто его увез? – спросил Дружинин, едва сдерживая дрожь нетерпения. – Кто забрал Воронцова?
– Я не знаю.
Но и этого было более чем достаточно. Воронцов, оказывается, был жив. И его даже видели в Москве. Вдова Кочемасова говорила, что вряд ли все, что сейчас произошло, обошлось без прямого или косвенного участия Воронцова. Прежде это казалось Дружинину бредом. Прежде, но не теперь.
Глава 34
Михаил Марков казался едва ли не братом-близнецом Дружинина – такой же высокий и плечистый. Не отличить, если посмотреть со спины. Вот только в глазах опасливость и затаенное беспокойство. Дружинин показал ему «антитерроровский» значок. Марков ожил и порывисто протянул руку. Он вертел значок в руках, и что-то такое появилось в его лице – то ли радость узнавания, то ли печаль воспоминаний о давних днях коснулись его своим невидимым крылом.
– Номер странный, – сказал Марков задумчиво. – У нас у всех он был с буквой А.
– Я знаю, – подтвердил Дружинин. – Видел такой у Крамаренко.
Марков резко вскинул голову:
– Вы встречались с Сашей?
– Да.
Дружинин забрал у него значок и спрятал в карман.
– Как он там? – спросил Марков.
– Плохо.
– Что такое? – осведомился Марков, нахмурившись.
– Его убили.
– На операции?
– Он уже не служил в «Антитерроре». Никто из того, вашего, состава не попал в теперешнюю группу.
– Значит, группу все-таки набрали заново?
– А почему вы не захотели вернуться на службу?
Марков скривил губы и тяжело засопел. Он был сейчас похож на обиженного ребенка.
– Ноги моей там не будет!
– Почему? – искренне удивился Дружинин.
– После того, что они сделали со мной… Как они поступили со мной…
У Маркова дернулась щека. Дружинин опустил глаза, чтобы этого не видеть. Не выносил ничего такого.
– С утра до вечера – допросы, – пробормотал Марков. – Они называли это беседами – какие это, к черту, беседы! Ко мне было такое отношение, будто сразу после всех этих «бесед» меня посадят в «воронок» – и на лесоповал, лет на десять.
– Это тогда, после возвращения из Конакри? – догадался Дружинин.
– Да. Они совершенно меня извели, я даже не мог понять, чего от меня хотят. Наверное, просто срывали злость.
– Злость? За что?
– Группу ведь угробили. Все ребята погибли. Получалось, что операция сорвалась.
– Но ведь вы нашли пропавшего Воронцова, – напомнил Дружинин.
– И что? – с мукой во взгляде сказал Марков. – Мы потеряли всех! Всех!
Он отвернулся. Засыпанные облетевшей листвой дорожки были пустынны. За полупрозрачной стеной по-осеннему темных деревьев белело здание детского дома. Набегающий с той стороны легкий ветерок приносил запах щей и теплого хлеба.
– Ты все бросил и приехал сюда, – сказал понимающе Дружинин.
– Да. Как только от меня отвязались, я не задержался в Москве ни на день. Даже не заехал на базу, сразу сюда. Больше ехать было некуда. Так обозлился, что даже выбросил свой значок.
Это очень серьезно. Значит, уезжал из Москвы навсегда.
– Кто же тебя так мордовал? – участливо поинтересовался Дружинин.
– Поверь, я даже не знал, что это за типы. Начальство какое-то, имели право.
В разговоре возникла пауза. Дружинин подгадывал момент, когда можно подступиться к главному, ради чего он и приехал в Петрозаводск. Марков безучастно разглядывал давно не крашенный забор.
– Расскажи мне о вашей последней операции, – решился наконец Дружинин. – Все, что ты знаешь!
– А знаю я не так уж много, – равнодушно сказал Марков. – Я – боец, мое дело было выдвинуться к объекту, захватить его, пострелять, если это требуется.
– Ты мне об этом не рассказывай, я и сам ученый, – засмеялся Дружинин, давая понять, что беседа у них пойдет вполне доверительная. – Расскажи про это воронцовское дело. С чего все началось? Когда ты услышал о нем впервые?
– Это было в прошлом году, летом. Что-то уже началось, но я до поры ни о чем даже не догадывался… – Марков рассказывал, глядя перед собой с задумчивым прищуром: вспоминал, как все было. – Первым командир новости узнает, а уж потом все остальные. Начал командир к себе раз за разом Марину вызывать…
– Марину Роншину? – уточнил Дружинин.
– Да. Через некоторое время выяснилось, что ее готовят в подставки.
– В каком смысле?
– Подставляют кого-нибудь из наших к человеку, который нас интересует. Якобы случайное знакомство, то да се.
– И к кому ее готовились подставить? К Воронцову?
– Да.
– Вы его в чем-то подозревали?
– Да на черта он нам сдался! – сказал Марков с непонятным Дружинину раздражением.
– Ты его так не любишь, да?
– Из-за него погибли все мои товарищи!
Вот в чем было дело.
– А насчет подозрений – это не для нас песня, – сказал мрачно Марков. – За нас было кому решать, а мы – лишь исполнители. Лично мне этот Воронцов был совсем ни к чему, как и всем нашим, а вот приказали им заняться – и занялись. Подослали к нему Роншину, сами сели на хвост и отслеживали все его передвижения как миленькие, потому что – работа.