Исчезнувшие без следа
Шрифт:
– Знаю, – кивнул Дружинин.
– Припарковал машину к тротуару, открыл окошко – и пиф-паф. Один убит, двое ранены. К тому времени, как мы приехали, там уже всех прохожих разогнали, все оцепили, а мы должны были его брать. Сашка подполз к самой машине, а мы этого психа с другой стороны отвлекали выстрелами. Все нормально идет, и вдруг он ни с того ни с сего оборачивается, видит Сашку и стреляет ему прямо в лицо. Хорошо, что по касательной, только кожу поцарапало. Из-за этого
Обо всем этом Дружинин знал, и его больше интересовала другая рана.
– А вот здесь, – он показал на грудь, – у него еще один след от пули. Это тоже «антитерроровская» рана?
– Нет, – качнул головой Марков.
Сейчас скажет о детском доме, обреченно подумал Дружинин.
– Это ему на память о детдоме, – сказал Марков. – Проткнули его железякой.
– У него там огнестрельная рана! – не выдержал Дружинин. – Ты видел?
– Видел, – спокойно ответил Марков.
– Что ж ты – не можешь огнестрельную отличить?
– Мне Шурик сам рассказывал, откуда она у него взялась. Почему я должен ему не верить?
Резонно, конечно.
Дождь усиливался.
– Пойдем под крышу, – предложил Марков. – Зябко.
Он поднялся со скамьи, не дожидаясь ответа. Дружинин подчинился. Марков шел впереди, чуть ссутулив плечи. Воротник плаща был поднят. Под короткой стрижкой, в затылочной части, Дружинин вдруг заметил рубец. Он шел от шеи к правому уху – такой розовый и приметный.
– Ты был ранен? – поинтересовался Дружинин.
– О чем ты? – спросил, не оборачиваясь, Марков.
– Этот рубец, на голове…
– С детства, – коротко ответил Марков.
Конечно, это не была рана, полученная во время службы в «Антитерроре». Потому что в личном деле Маркова не было никаких упоминаний о ранениях.
Глава 35
Можно было уезжать. Нет смысла больше здесь оставаться. Дружинин остановился. Марков уже стоял на крыльце и смотрел вопросительно.
– Я на вокзал, – объявил Дружинин. – Уезжаю.
– Зайди, хотя бы чайку попьем.
– Нет, спасибо.
Из дверей вышла пожилая женщина, взглянула на Дружинина и тут же отвела глаза.
– Миша, там в четырнадцатой комнате стекло разбили, – сказала она.
– Я посмотрю, Анна Никифоровна, – поспешно и заискивающе сказал Марков.
Женщина спустилась по ступенькам и пошла по усыпанной листьями дорожке. У нее была властная походка. Походка хозяйки.
– Главная здесь, да? – догадался Дружинин.
Марков молча кивнул. Дружинин протянул ему руку, прощаясь, и уже за воротами нагнал Анну Никифоровну, пошел рядом. Она покосилась,
– Я – Мишин знакомый, – сказал Дружинин.
Не знал, как иначе представиться.
– Вместе работали когда-то. Вы его, наверное, воспитывали, да?
– Когда это я его воспитывала? – осведомилась женщина.
– В детстве. Он ведь вырос здесь.
– Неужели?
– Да, – не очень уверенно подтвердил Дружинин. – А вы разве не знали?
– Его здесь отродясь не было.
– А как же…
– А вот так!
Женщина остановилась. Здесь была автобусная остановка. Сейчас она уедет – и ничего уже не расскажет.
– Никогда он в нашем доме не воспитывался, – сказала Анна Никифоровна, с прищуром глядя вдоль дороги – туда, откуда должен был появиться автобус. – Ни-ко-гда!
Так и сказала по слогам, чтобы было доходчивее. И поджала губы.
– Я ничего не понимаю, – признался Дружинин. – Он говорил мне…
– Он это не только вам говорил.
– Но ведь он вернулся сюда, он сюда стремился…
– Вы давно его знаете?
– Сегодня – первый день, – признался Дружинин.
– А говорите – вместе работали, – поймала его на слове Анна Никифоровна.
– Мы с ним в одной организации работали, но в разное время. Он – раньше, я – позже. Так что знакомы были, но заочно.
– Он безобидный вообще-то, – вдруг сказала Анна Никифоровна с тихой грустью.
Так говорят об убогих.
– А вы сами давно его знаете?
– Примерно год. Да, прошлым летом он появился, точно. Как раз год и есть.
– А раньше?
– Когда это – раньше?
– Когда он был маленьким.
– Да не было его здесь! – нахмурилась женщина. – Я с шестидесятого года работаю, всех по именам до сих пор помню.
Повторялась история, которая случалась со всеми в том, первом, «Антитерроре». Дружинин скрипнул зубами от досады и бессилия.
– Не знаю, что ему в голову взбрело. Приехал – вот он я, встречайте. У него с головой что-то, я сразу поняла. Думала, он бомж какой-нибудь, хочет к нашему дому прибиться, впереди-то зима. Уже решила его прогнать, а потом вижу – безобидный он, только с приветом, ну так мало ли таких? Пусть живет. Он всем рассказывает, что здесь воспитывался, а мы и не разубеждаем. Он по хозяйству нам помогает, за то получает приют и питание – и всем хорошо.
– Значит, не ваш он?
– Нет, – сказала Анна Никифоровна. – Я пыталась с ним поговорить. Должны же быть у человека родители, родственники какие-то. А он свое гнет – я тутошний, детдомовский, и плачет, плачет, слезы размазывает – ну чисто ребенок! Я и отступилась.