Исчезнувший оазис
Шрифт:
Несколько секунд Гиргис стоял на коленях, отупело глядя на сфинктер, за которым только что исчезли его товарищи, сотрясаясь и всхлипывая, — в воздухе все еще разило гниющим мясом. Затем он дрожащей рукой взял лежавший у дыры перевернутый фонарь, встал на ноги и повернулся. «Забудь о том, что случилось, — сказал себе Гиргис. — Забудь о Касри и Салахе. Сохраняй спокойствие, двигайся вперед, выберись из этой паскудной адской дыры». Однако коридор впереди тоже сжался — должно быть, близнецов затянуло туда, как Касри и Салаха. Гиргис остался один взаперти, замурованный в отрезке туннеля длиной с микроавтобус.
— Ау! — вяло крикнул Гиргис. — Есть тут кто? Меня кто-нибудь слышит?
Его голос едва долетал до другой стены коридора, не говоря уж о том, чтобы проникнуть сквозь камень. Гиргис заорал изо всех сил. Фонарь начал тускнеть — заряда батареек уже не хватало; густые тени стали страшнее и льнули к краям светового пятна, словно стая волков — к тлеющему походному костру.
— Пожалуйста! — взмолился Гиргис. — Кто-нибудь, помогите! Я заплачу! У меня много денег! Спасите меня!
Он разрыдался, потом завизжал, завыл тоненько, как гиена, стал молотить кулаками по бесчувственному камню, призывать всех богов — христианского, мусульманского, древнеегипетских — лишь бы помогли, лишь бы выручили в час нужды. Ничто не действовало; тишина продолжала давить, камень не стал податливее, и в конце концов Гиргис бессильно сполз на пол спиной к стене. Над головой у него, едва заметная в гаснущем свете, виднелась нарисованная змеиная голова с разинутой пастью.
— Убирайтесь, — простонал он, почесывая шею и руки: ему снова начали мерещиться тараканы, еще ярче и невыносимее обычного. — Брысь! Брысь! Мерзость!
Ощущение было таким гадким и отвратительно реалистичным, что Гиргис, не переставая вздрагивать и отряхиваться, поднялся на ноги, несмотря на усталость, — сидеть было еще хуже. В этот миг он увидел, как что-то сбегает по стене в том месте, которого только что касалась его спина — будто бы каменная крошка. Сыпалась она довольно бойко, хотя в слабом свете нельзя было разглядеть наверняка. Гиргис наклонился ближе, испугавшись, что туннель снова надумал сжаться и его раздавить, но то, что он увидел, оказалось стократ хуже. Хуже любой самой страшной напасти, какие только приходили ему на ум. Сбылся его самый страшный кошмар: десятки, сотни, тысячи тараканов грязным бурым потоком лились из змеиной пасти на стене. Гиргис оглядел себя — насекомые ползали по пиджаку, рукам, туфлям.
Гиргис взвыл и попятился, судорожно стряхивая с себя тараканов, с влажным хрустом размазывая их подошвами. Он бросился к противоположной стене и опрокинул фонарь: яркая вспышка осветила все пространство туннеля. На стенах оказались еще несколько змеиных пастей — справа, слева, сверху, спереди, — и каждая исторгала полчища тараканов. Вся полость каменного мешка покрылась шевелящейся массой, и эта масса текла в его сторону, накатывала на ноги, плечи, голову, облепляла хитиновым саваном из крыльев, усиков, лапок… Свет продержался еще несколько секунд, которых хватило лишь на то, чтобы пленник проникся всем ужасом происходящего. Наконец фонарь погас, и осталась непроглядная тьма, а в ней — шорох, суетливая возня миллионов крошечных лапок да истошные, дикие вопли Романи Гиргиса.
Флин взбежал на самый верх лестницы и остановился: с высоты открывался четкий вид на то, что творилось в оазисе. Глазам археолога предстала картина всеобъемлющего, стремительного разрушения. От райской долины почти ничего не осталось: скалы неумолимо сближались, давя и сметая все на своем пути, — пальмовые рощи, цветочные луга, бассейны, сады, аллеи и статуи медленно исчезали в основании всесокрушающих каменных челюстей, как сор под щетками пылесосов. Нижняя оконечность ущелья уже сомкнулась, скрытая из виду густыми клубами пыли. Выше еще сохранялся зазор в виде зеленого клина, который расширялся — вернее, его просто не успело сдавить — у верхней части ущелья. Впрочем, безжалостные скалы грозили вскоре смять и этот треугольник зелени. По подсчетам Флина, до их окончательного столкновения с краями платформы, где стоял храм, оставалось около четверти часа, и еще минут десять, прежде чем и храм, и последний клочок оазиса будут уничтожены неумолимо смыкающимися утесами. В общем, на все — полчаса, не больше. Успеть почти невозможно. Археолог развернулся и побежал что было сил.
Флин преодолел первую площадь (каменные стены уже подступали к платформе, и силой их натиска подняло, вздыбило камни брусчатки); потом вторую, где половина обелисков лежала вповалку на земле, словно топляк, затем выбежал на третью. Гигантский каменный шпиль еще непреклонно стоял, бросая вызов подступающему хаосу. В его золотом окладе у самого основания зияла дыра, но Флин до того спешил разыскать Кирнан, что даже не заметил следов мародерства.
Англичанин ворвался в храм и понесся сквозь гулкие залы и камеры. Голос Бен-бена, почти скрытый предсмертным грохотом оазиса, становился все отчетливее, снова взывал к себе настойчивым, ритмичным боем среди какофонии гигантской камнедробильни.
— Ну давай же! — прорычал Флин сквозь зубы, вкладывая все силы в последний бросок. Сверху сыпались пыль и каменная крошка, ползли и качались каменные блоки — а ведь скалы еще даже не дошли до краев платформы, не навалились как следует.
Археолог проскочил один зал, заросший древесными корнями, затем следующий, с алебастровыми столиками. Храм сотрясался и трещал, кладка расшатывалась, Флин не оглядываясь бежал вперед, пока не выскочил во внутренний двор с рукотворным прудом в самом центре комплекса. Пруд опустел: вода вытекла через глубокую трещину в дне бассейна, а поникшие розовые и голубые лотосы рассыпались по голому, полусухому камню.
С криком «Молли!» Флин бросился напрямик через пруд и нырнул в дверной проем каменного святилища, разметая перед собой тростниковые занавеси. Апокалиптический грохот мгновенно стих у него за спиной до низкого гула, зато пульсация Бен-бена стала почти оглушительной.
— Молли, пора уходить! Идем скорее!
Флин, застыв на пороге, окинул взглядом брошенные приборы и Бен-бена, который наполнил стеклянную камеру вихрями цветных искр, а сам словно подернулся золотым туманом. Англичанин решил было, что Молли незаметно выбежала вместе со всеми, как вдруг за стеклом кто-то шевельнулся. На глазах у потрясенного Флина Молли Кирнан медленно вышла из-за камня.
— Привет.
Тон у нее был такой будничный, словно она приглашала к себе на чай.
— Боже, Молли, ты спятила? Скорее выбирайся оттуда!
Она улыбнулась совершенно спокойной, умиротворенной улыбкой.
— Ты видела, что стало с Усманом? — закричал Флин, отчаянно жестикулируя. — Бегом! Прочь оттуда! Пора уходить!
Кирнан просияла.
— Скажи честно, Флин: разве я похожа на Усмана? — Она развела руки, как фокусник после трюка с распиливанием, убеждающий всех в своем добром здравии. — Видишь? Он мне не вредит.