Ищи горы
Шрифт:
— Наконец! — Дан быстро пошел навстречу.
— Что случилось? — удивился Поэт, когда, подойдя вплотную, он схватил руку Марана и нащупал его браслет.
— Держи. — Он протянул Марану коробочку, которую продолжал держать в руке.
— Двадцать восемь гранул, — определил Маран, взглянув вслед за ним на свой радиометр. — Немало, а? Сунулись прямо в пасть дракона.
— Кто же мог предвидеть?
— Кто? Помнишь, что я тебе сказал в верхнем подземелье? В самом начале?
— Ну?
— Вообрази себе, после нашего ухода эта негодница Ат рассказала кехсу… чем он ее прельстил, а, Поэт? По их меркам он уже старик, девчонке он годится даже не в отцы, а в деды…
— Он вождь, — заметил Поэт.
— Почему же она не выболтала ему все свои секреты в прошлый раз?
— Из-за Деци. Он напугал ее своей суровостью. А Лахицин говорил с ней ласково, она и раскисла… даже более того…
— Что она ему рассказала? — прервал его Дан. — Нет, сначала препарат.
Маран стал послушно отсчитывать крупинки, а Поэт пояснил:
— Ат рассказала, что часть смельчаков, отправлявшихся в путешествие по Нижнему городу, вскоре после возвращения умирала от страшной болезни. У них выпадали все волосы, они сходили с ума, кричали, бредили, не узнавали окружающих, покрывались язвами. Тебе это знакомо? Если они все же выздоравливали, у их женщин не рождалось детей или рождались уроды. Как?
— Конечно, если б она все это выложила раньше, мы могли бы предвидеть…
— Во всяком случае, ее рассказ поспел как раз вовремя, чтобы подкрепить мою позицию в полемике с Нахтом, — заметил Маран.
— Нажаловался?
— Еще бы! Не успев войти, начал обвинять меня во вранье с целью сокрытия главной тайны Нижнего города.
— И зачем, по его мнению, тебе понадобилось скрывать эту тайну?
— Возможно, там спрятано ужасное оружие. И я хочу завладеть им, дабы покорить Лах.
— А что кехс?
— Кехс? Нам крупно повезло, Дан, что мы имеем дело с кехсом, а не с Деци, но и кехс, признаться, с трудом поверил в басню о невидимых парах с неощутимым запахом… Поверил, но не до конца. Боюсь, что пока кто-нибудь не заболеет… Слушай, Дан, как насчет того, чтобы поделиться с нашими спутниками?
— Чем поделиться? — не понял Дан.
— Вот этим, — Маран покрутил в пальцах коробочку с препаратом.
— Ты с ума сошел! Земными лекарствами?
— Не земными лекарствами, а, скажем, семенами горного растения.
— Это вмешательство.
— Дан! Ведь это я открыл люк.
— Рано или поздно они нашли б его и без нас.
— Без нас они вообще не узнали б, где вход в подземелье.
— Ну знаешь, если так рассуждать…
— Вот и не будем рассуждать. Поделимся, и все.
— Маран! А ты не думаешь, что если они заболеют… легкой формой, им, должно быть, досталось не больше, чем мне, они стояли примерно так же… Если они заболеют, другие уже в дыру не полезут, а если нет…
— В этом рассуждении есть нечто нездоровое, — прервал его Маран.
— И потом, они не собираются спускаться в ваш люк, — поддержал его Поэт. — Во всяком случае, пока.
— Кехс поделился с вами своими планами?
— Не то чтоб поделился, просто говорил с Нахтом при нас, — сказал Маран рассеянно. — А сегодня жарко, не правда ли?
— Жарко? Я бы не сказал… Ну разве что тут, на солнце… И что они собираются делать?
— Забрать книги. И сокровища, сваленные у ног Неца.
— У ног Неца? И верно, они лежали только у ног Неца. Интересно, почему?
— Могу предложить две версии на выбор.
— Какие?
— Сначала такое предположение. Судя по цвету статуй, выражению их лиц, символике… ну книга, молния, так?.. Один это добрый бог, другой — я имею в виду Неца — злой… Хотя это может быть натяжкой, разделение на добрых и злых богов необязательно. Но, в любом случае, они разные, можем назвать их просто первым и вторым… Ладно, условно, пусть будут добрый и злой. Ты согласен?
— Пожалуй, — ответил Дан, подумав.
— Тогда два варианта. Либо они считали, что добрый бог не нуждается в умилостивлении, поэтому носили дары только злому, либо они разочаровались в добром боге после катастрофы, постигшей город. Это объясняет и следы от удара на голове статуи. Хотя, конечно, нельзя исключить случайность… Ну, какой вариант тебе больше по вкусу?
— Скорее второй…
Дан тут же представил себе жуткую сцену гибели города. Содрогающаяся земля, колеблющиеся гигантские камни, раскачивающиеся все сильнее огромные колонны… Почему колонны, откуда он взял колонны?.. Неважно, пусть будут иные конструкции, которые начинают обваливаться со страшным грохотом… Подземелье, стены которого ходят ходуном, толпа обезумевших от ужаса людей в хитонах… опять!.. какие хитоны, что за инерция мысли… Толпа людей в хламидах врывается в святилище, высокий крепкий мужчина, вне себя от горя или гнева, заносит дубину над головой отступившегося от преданного ему народа доброго бога, а другие припадают к стопам доказавшего свое могущество злобного Неца, умоляют о пощаде, женщины срывают с себя драгоценности и складывают их к его ногам, мужчины вынимают из карманов все ценное — деньги, часы, зажигалки… Стоп! Что-то не то. Какие карманы… и вообще — хитоны и часы, хламиды и зажигалки? Мышление, которое возводит зажигалку в ранг предмета, достойного быть принесенным в дар богу? Некая несуразность, но в целом, в целом… Наверно, так оно и было или примерно так… Конечно! Дан уже был готов поклясться в этом.
— Второй, — повторил он. — Ты попал в точку. Второй. Правда, проверить это вряд ли удастся.
— Почему же? — Маран огляделся и неожиданно извлек из-под своей рубахи пачку листов «пергамента». — Возможно, эти записи…
— Что это? Откуда?!
— Из библиотеки. Они валялись на столе. У меня ощущение, что это нечто вроде летописи событий или дневника, который писали до конца. Смотри, последний лист заполнен наполовину. Может, тут найдется ответ на кое-какие вопросы.
— Сначала надо расшифровать язык, — заметил Дан скептически. — Вряд ли это удастся сделать, во всяком случае, скоро. Мертвый язык, и неизвестно остались ли от него какие-нибудь следы в живых языках или переводы в литературе других народов. Нет ключа, понимаешь?
— Не уверен.
— В чем?
— В отсутствии ключа.
— Что ты имеешь в виду?
— Не что, а кого.
— То есть?
— Ат? — спросил Поэт.
— Да. Собственно, на эту мысль меня навел ты. Помнишь, ты говорил, что язык дикарей не соответствует по сложности понятий образу их жизни? И потом, бог Нец…