Ищи горы
Шрифт:
— Ты считаешь, что дикари — потомки жителей древнего города? — спросил Дан.
— Во всяком случае, я это подозреваю.
— Любопытная идейка. А знаешь, в этом что-то есть… что-то есть… Надо передать на станцию словарь Ат. Вместе с этой штукой, конечно. Поэт, возьмешься? Необходимо точно соблюсти фонетику, чтобы наверху смогли подвязать звуки к знакам.
— Это не слишком долгое дело? — усомнился Поэт. — Может, потом, на станции?
— Когда это еще будет… А так они начнут расшифровку, может, понадобится скорректировать наше задание… Нет, надо сейчас. Хотя бы начать.
— Прямо сейчас?
— А почему нет? Придется только найти какое-нибудь укромное местечко, если кто-либо увидит эти листы, пока мы будем разворачивать их перед объективом, мы потеряем всякое доверие.
— Не говоря уже о самих листах, — добавил Маран. Подумав, он протянул листы Дану. — Давайте, идите вдвоем в барханы и передавайте.
— А ты? — удивился Дан.
— А я пойду немного прилягу в тени. Если ты не возражаешь. Что-то я устал сегодня.
— Устал? Ты? — Поэт подозрительно впился взглядом в лицо Марана. — По-моему, ты слишком бледен. И вообще какой-то не такой. Ты, наверно, болен. Да? Скажи честно.
— Голова кружится, — признался Маран нехотя. — И слегка подташнивает. Наверно от солнца. Жарко. Пойду в тень. Заодно найду Нахта и этого… как его?
— Чат, — сказал Дан. — Ты что, забыл?
— Я что-то плохо соображаю… Так я дам им протектор?
Дан кивнул, ему не хотелось спорить, тем более, что… Когда Маран ушел, они с Поэтом тревожно переглянулись.
— Ты уверен, что это ваше средство пригодно для торенца? — спросил Поэт с какой-то незнакомой ноткой в голосе.
— Конечно, — ответил Дан растерянно. — Мы же обследовали вас. Между нами нет никаких принципиальных различий. И потом, ты ведь сам испробовал на себе наше лечение. И не один препарат, а целую кучу.
— Кучу! Кучу, но не этот же!
— Да, не этот. Но у нас все учтено, ты зря думаешь, что…
— Ничего я не думаю!.. А может, доза слишком велика?
— Велика, но не дотягивает до критической.
— Это еще что такое?
— Критическая доза? После нее профилактика уже не срабатывает, человек заболевает.
— А может, она разная, эта критическая доза? Вы у себя там привыкли развлекаться со всякими излучениями, а мы…
Дана поразило открытое неодобрение в голосе Поэта. Прошлое судит будущее, подумал он, внутренне усмехнувшись, но тут же честно признал — а почему бы и нет? Мы же судим прошлое, почему бы прошлому не судить нас? Возможно даже, они имеют на это прав больше, чем мы, ведь это прошлое создает будущее, а не наоборот… Но что это я? Он нажал на шарик «кома» и, забыв поздороваться, сказал:
— Орбита? Дайте мне на связь врача. Срочно.
Пола шатра откинулась неожиданно. Бесшумно вошел человек. Поэт, сидевший, обхватив колени, на шкуре рядом с Мараном, даже не повернул головы, но Дан узнал кехса и торопливо встал.
Лахицин кивнул ему и подошел поближе. Некоторое время он смотрел на бледное лицо Марана, покрытое капельками пота, потом тихо проговорил:
— Заболел Нахт. Он сказал мне, что Маран предлагал ему какое-то средство, некий корень или семя, но он отказался. Не поверил, что опасность действительно существует. А почему Маран сам не принял этот корень?
— Принял, — сказал Дан сумрачно. — Просто он… Он вдохнул слишком много паров. Он был впереди. Все время.
Кехс удовлетворенно кивнул.
— Я не сомневался в этом. Он выздоровеет?
— Да, — сказал Дан убежденно.
— Хорошо. Я пришлю вам воды и пищи.
Когда кехс вышел и опустил за собой полу, Поэт спросил у Дана, криво усмехнувшись:
— Ты уверен в том, что говоришь?
— Насчет?..
— Насчет того, что Маран выздоровеет.
— Конечно. Скоро ему станет лучше. Подействуют лекарства и…
— А если нет? Что ты на меня так смотришь? Если именно эти лекарства не подействуют? Или если именно эта болезнь у нас протекает не так, как у вас?
— Хватит тебе каркать! — рассердился Дан.
Поэт отвернулся. Дан присел к нему и положил ему руку на плечо.
— Не волнуйся. Если ему не станет лучше, ночью мы вызовем орбитолет и отправим его на станцию.
— Провалив все дело? — спросил Поэт недоверчиво.
— Да, провалив все дело! Если на то пошло. Никакое дело не может быть дороже человеческой жизни. Это закон нашего общества. Человек может жертвовать своей жизнью, но общество жертвовать жизнью своих членов не может. Ты слишком плохо о нас думаешь, Поэт.
— Извини, — сказал Поэт с вымученной улыбкой. — Я просто расстроен. У меня дурное предчувствие. Я все время думаю, а вдруг у нас вообще нет этой… как она называлась?
— Радиорезистентности, — буркнул Дан. — Не может ее не быть вообще. Просто она ниже, чем у нас.
— Надо было проверить заранее.
— Как? Ты же сам слышал, Индира сказала, что у торенских животных она нормальная. А у людей… Ну не могли же мы ставить опыты на людях…
Поэт не ответил. Настроение, в котором он пребывал последние четыре часа, смущало и пугало Дана. После разговора с Индирой, врачом орбитальной станции, он неожиданно от абсолютного доверия к земной медицине перешел к столь же полному неверию в нее. И из-за чего? Из-за того лишь, что Индира с легким беспокойством согласилась с его же предположением о разнице в критических дозах и, следовательно, в радиорезистентности? Информация от биодатчиков Марана тогда еще наверх не поступала, а значит, все было в норме, и Индира только продиктовала схему приема двух-трех препаратов, но Поэт насторожился сразу — почему? Опять сработала эта проклятая торенская интуиция? Скрепя сердце, Дан признал, что интуиция, как всегда, не подвела, пропади она пропадом! Все шло не так, как должно. Не сработала профилактика. Не сработали препараты первой помощи. Не сработала диагностика — компьютер станции на основе показаний биодатчиков диагностировал легкую форму, но черт возьми, куда же деть бессознательное состояние и нарастающую лихорадку?.. Мало всего, теперь не работала основная схема лечения. Поэт, к своему счастью, не знал того, что знал Дан: препараты должны были подействовать еще час тому назад. Час назад Маран должен был очнуться, попросить воды, много воды, дезинтоксикационная терапия уже должна была идти полным ходом. Вместо этого температурная кривая доползла до сорока и продолжала медленно ползти вверх, а глаза Марана были по-прежнему закрыты, запекшиеся губы недвижимы… Дан скрипнул зубами. Он готов был вызвать орбитолет и принять его хоть на глазах всего лахинского войска, но заставлял себя сидеть спокойно, понимая, что все кривые, которые он видит на крохотном экранчике, вмонтированном в браслет Марана, колеблются сейчас на большом экране, перед которым неотлучно находится Индира, и если дойдет до того, она сама примет меры… Ну а если приборы соврут? Он понял, что стал на точку зрения Поэта и смутился. И тут губы Марана дрогнули. Дан и Поэт оба стремительно наклонились к нему, столкнувшись головами, но не разобрали невнятного шепота.