Ищи меня в отражениях
Шрифт:
Глава 1
Обычно раннее детство вспоминается смутно. Как из густого тумана проступают неясные очертания лиц, а события кажутся странными и нелогичными, словно это было во сне. Однако мое первое детское воспоминание - очень яркое, будто добавили цвета и резкости в картинку, усилили звук и обострили запахи. Вот я сижу на кровати, застеленной ослепительно белой простыней. За большими окнами в рамах с облупившейся краской шелестит зеленая листва. Ветви дерева глухо постукивают в стекло, а на коричневом кафеле пола играют солнечные блики. Я держу старого плюшевого зайца. Его мне только что дала женщина в белом халате. У нее добрая
На пороге высокий мужчина, всклокоченный и худой. Его взгляд, полный страдания, лихорадочно мечется по комнате и останавливается на мне. Я помню этот пугающий взгляд и чувствую, как дрожь пробегает по телу. Страшный человек с хрипом бросается вперед. Женщина в очках хватает меня на руки и прикрывает собой, другая пытается преградить безумцу путь. Появляются еще люди: пара мужчин в зеленой униформе и совсем молоденькая медсестра, которая визжит что-то невнятное. Сумасшедшего хватают и волокут назад в коридор. Тот отчаянно сопротивляется и хрипит проклятия. В последнем бешеном порыве сумасшедший кричит, выплевывая каждое слово с каплями слюны: "Он монстр! Он убил свою мать! Он и вас всех убьёт! Да послушайте же меня! Вы ничего не понимаете! Его надо изолировать! Нет! Его надо уничтожить!". Я до сих пор слышу эти отчаянные вопли моего отца. Я помню каждое его слово, каждый брошенный на меня ненавидящий взгляд. В мельчайших деталях я вижу его помутневшие, в красных венках глаза, словно это было не одиннадцать лет назад, а только вчера. И это воспоминание - все, что я знаю о своем отце. Он умер через три месяца в психиатрической лечебнице. Так мне сказали потом. Маму я не помню вообще.
Глава 2
Мне четырнадцать, а меня, как малолетку, в первый раз ведут на учёбу в обычную среднюю школу. До сегодняшнего дня вся моя жизнь проходила за стенами детских домов. Там я жил и учился вместе с такими же сиротами и детьми из неблагополучных семей, чьи родители не могли или не хотели заботиться о своих отпрысках. С нормальными детьми, у которых есть заботливые мамы и папы, куча личного барахла, карманные деньги на кино и мороженое, солнечные каникулы на морском берегу - с такими детьми я практически не общался. В детском доме Зауральска, куда меня занесло на этот раз, был лишь один класс начальной школы. Поэтому с сегодняшнего дня я новичок в стаде выхолощенных и избалованных придурков. Мало того, что настроение с самого утра паршивое, а тут еще директор, Юрий Михайлович, ведет чуть ли не за ручку у всех на глазах и щебечет, не заткнешь. Вообще он мужик, кажется, неплохой. Хотя, что можно сказать о человеке за три дня знакомства? Поживем - увидим. Внешность у него очень колоритная: борода, как говорят, окладистая, и русые волосы, густые и длинные, почти до плеч. Ему бы майку с черепами да глаза подвести черным, неплохой байкер бы получился.
Он все пытается подбодрить меня, и не понимает, что нагнетает и делает только хуже.
– Это замечательная школа! Тебе обязательно понравится! Все наши ребята довольны. И друзья у тебя будут.
"Вот это вряд ли..." - подумал я. Вслух же промычал:
– Мм-м... да, конечно.
– Я уже договорился с Оксаной Николаевной. Тебя записали в 8-Г.
– Здорово...значит буду "Гэшкой", - без энтузиазма ответил я.
Директор наконец-то оставил попытки меня разговорить. Все эти социальные работники сначала милые до приторности, и чем милее они вначале, тем б'oльшими сволочами оказываются впоследствии.
Но, честно говоря, злился я сейчас больше всего на себя, и ни директор, ни новая школа тут были совсем ни при чем. А все потому, что ноябрь - самый неурожайный на чувства месяц, и я уже которой день сижу на вынужденной диете. А когда я голоден, контролировать себя невероятно сложно. Надеюсь, директор не заметил, что мои волосы за последние пять минут посветлели, а глаза поменяли цвет с темно-синего на серый. Усилием воли я попытался прекратить это безобразие. Теперь голова трещит, будто в ней кто-то бильярдные шары гоняет.
Пока я дулся на директора, на себя и на весь мир, мы миновали грязный переулок между потертыми жилыми домами, и вышли к территории школы, огороженной металлической сеткой. Как и большая часть зданий в этом городе, корпус школы имел вид серой трехэтажной коробки с плоской крышей и большими тусклыми окнами в черных рамах. С правой стороны здания я заметил безлюдное крыльцо с навесом. С трех сторон к нему тянулись широкие лестницы. Метрах в тридцати от крыльца большим вонючим озером раскинулся котлован, наполовину заполненный мутной коричневой жижей. Из воды торчали разнокалиберные сваи, а по берегам валялись груды строительного мусора, вперемешку с обломками кирпичей, железными прутьями и гравием.
Это не первый заброшенный котлован, который мне встретился за последние пару-тройку лет. Такой же был и в Горянке, напротив детского дома, где я жил прежде. Помнится, там полным ходом возводили здание спортивного зала и столовой, а потом стройку заморозили. Когда технику отогнали, а половину строительного материала растащили жители соседних домов, стало ясно, что новой столовки у нас не будет, и баскетбол останется уличным видом спорта. Зато у наших пацанов появилось новое развлечение - катание по котловану на плоту. Они построили его из подручных средств. Очень интересное занятие - копаться в грязи...
За котлованом виднелось здание теплицы, окутанное буйной зеленью. Из-за пристройки теплицы вышла маленькая пухлая женщина в белом пальто и светлых туфлях. Она начала обходить котлован, направляясь в сторону школы по узкой тропинке, протоптанной в земле. Несколько раз она поскальзывалась на раскисшей слякоти и почти падала, но в последний миг опять находила точку опоры, балансируя широко расставленными руками, и продолжала продвигаться вперед. Зрелище было поистине комичным. Я бы с удовольствием и дальше смотрел на это бесплатное представление, так как падение в грязь белого пальто было вопросом времени. Однако директор уже скрылся за углом школы, и пришлось его догонять. Танцующая в грязи женщина пропала из виду.
Со двора школа выглядела куда оживленнее. Дети разных возрастов сновали, как муравьи, стекаясь с разных сторон к небольшому школьному крыльцу запасного выхода. Мимо проскользнула цепочка ребят года на два младше меня. Все они были в спортивной форме и торопились, по всей видимости, к стадиону.
"Сифа!" - неожиданно заорал кто-то у меня за спиной. Я оглянулся, и не напрасно. Как бешеный носорог, на меня несся долговязый детина. Я едва успел увернуться от сумки, просвистевшей в миллиметре от уха. Не достигнув цели, сумка плюхнулась прямо в середину огромной лужи. Но тут же другой остолоп подхватил ее и с тем же боевым кличем атаковал следующую жертву. Этот оказался более метким. Сумка угодила в затылок девчонки, сбив с нее смешную шапку с помпоном. "Тупила, Ступакова, держи сумку!" Девочка нагнулась и подобрала шапку, а потом и забрызганную грязью сумку. Лицо у нее было бледное и серьезное, глаза сверкали серым, а губы превратились в сплошной минус. Роста она была небольшого, но стояла прямо, как скала, презрительно оглядывая обидчика.
Шла бы ты скорее, пока тебе еще не наваляли.
Мой провожатый оказался на редкость ловким типом. Он быстро поймал сначала одного метателя сифы, а потом и второго.
– Пойдем, - окликнул меня Юрий Михайлович.
– Этим горе-спортсменам с нами по пути. Пусть побеседуют с директором.
В капканах рук Юрия Михайловича пацаны извивались, как червяки, а мы медленно, но верно продвигались к кабинету директора школы.
Секретаря на месте не оказалось, зато на наши тяжелые шаги вышла сама директриса. Это была высокая женщина с крупными чертами лица и лошадиными зубами, но вполне миловидная.