Ищи меня в отражениях
Шрифт:
Дверь захлопнулась, мой путь на волю был отрезан. Автобус тронулся и поехал дальше по шоссе, но скоро свернул с большой дороги. Через две минуты я с ужасом увидел первые ряды низких гаражей для легковых машин.
Опять гаражи! Я никогда не выберусь отсюда!
Внутри все задрожало, как от локального землетрясения. Я еще раз взглянул на обрюзгшего верзилу за рулем и в отчаянии понял, что вырваться силой не получится. Несмотря на большой живот, дрябло свисающий через пряжку ремня, руки у мужика были могучие, кулаки же размером чуть ли не с мою голову.
Разум сдался,
Я почувствовал, как меняюсь, превращаясь в кареглазого и курносого мальчика. На носу и щеках начали проклевываться веснушки и, как ни странно, мелкие прыщики. К счастью, водитель не обращал на меня особого внимания.
Тем временем, автобус свернул в один из рядов гаражей. Миновав первых пять или шесть, он остановился.
– Ну, вот и приехали, - сообщил водитель. Он заглушил мотор, достал помятую пачку сигарет, вытряхнул одну и сунул в уголок рта. Потом начал шарить по многочисленным карманам жилетки, извлекая перочинный ножик, одноразовую вилку, десяток брелоков и целую охапку пожелтевших чеков.
– Ну ёптыть... куда я их сунул-то, - беззлобно ругнулся он. Увидев коробку спичек на приборной панели, он просиял.
– А, вот вы где спрятались!
– со спичками он был любезнее, чем со своими пассажирами. Толстые пальцы привычным движением достали спичку, ловко чиркнули ею о торец коробка и бережно спрятали огонек между огромных ладоней. Ветра в автобусе не было, но чувствовалось, что сам этот ритуал вошел в привычку и доставлял водителю наслаждение. Толстяк раскурил сигарету, глубоко затянулся и пустил долгую струю дыма в лобовое стекло. Дым врезался в преграду, метнулся назад и заклубился, окутывая водителя желтовато-серым облаком. Сделав еще пару затяжек, водитель переместил сигарету в уголок рта и начал, кряхтя и поругиваясь, выбираться из-за руля. Я следил за каждым его движением, напряжение во всем теле росло с каждой секундой. И когда его туша, бесформенная и мешковатая, нависла надо мной, я готов был сейчас же умереть, чем пережить то, что он хотел со мной сделать...
Однако совершенно неожиданно дверь позади взвизгнула и отползла в сторону.
– Ну что, заяц, пойдем, поможешь разгрузить автобус, - сказал он, подталкивая меня к выходу. Мы оказались на улице. Я, все еще слегка ошарашенный, наблюдал, как водитель отпирает гараж, возвращается к автобусу и поднимает крышку багажного отделения. Я увидел, что оно под завязку забито пластиковыми ящиками, из которых рядами выглядывали горлышки бутылок с белой этикеткой и золотистой крышкой.
– Ну, че стоишь, - обратился ко мне здоровяк, - хватай ящик и пошли, покажу, куда ставить. Ты, кстати, мне удачно попался, а то радикулит замучил...
Я схватил ящик и рывком поднял. Он оказался страшно тяжелым, и я чуть не потерял равновесие, но все-таки выровнялся и поплелся в гараж.
– Ставь вон туда в угол, - водитель махнул куда-то в сторону, но я ничего не разглядел, кроме золотистой пыли, повисшей в воздухе. Когда глаза привыкли к тусклому освещению, из мрака проступили пара цинковых ведер, старый велосипед на стене, полки с рядами пустых трехлитровых банок и еще каким-то хламом.
– Осторожней опускай!
– закричал мужик, и я медленно поставил ящик на пыльный пол.
– Ну вот, - подытожил водитель, прислонившись к гаражной двери и перекатывая сигарету с одного уголка рта в другой.
– Всего двадцать ящиков. Стаскаешь и свободен.
Я был рад без памяти, что самые страшные мои опасения оказались лишь плодом испуганного воображения. Хоть работа далеко не из легких, я все же благодарен этому человеку. Взмокшие подмышки, боль в спине и ногах были тем малым, что я с радостью готов заплатить за возможность ускользнуть от бесконечной пытки страхом.
И вот последний ящик водружён на место.
– Ну, я закончил, - сообщил я и медленно направился к выходу, но толстяк преградил путь. Сердце сжалось, а потом помчалось, как бешеное.
– Чтобы молчал и никому ни слова про водку, понял, пацан?
– кусочек пепла упал на мои ботинки.
– Конечно! Кому мне рассказывать?
– То-то. Ну давай, иди уже, - он отодвинулся. Я поспешил протиснуться в дверной проем и зашагал прочь.
– Эй, пацан! Подожди...
– услышал я вдогонку.
Останавливаться не хотелось. И я продолжал шагать мимо гаражей.
– Да подожди, говорю, - здоровяк догнал меня и сунул в руку что-то похожее на черную тряпку. Я остановился и посмотрел внимательнее. Оказалось, что это старая вязаная шапка.
– Одень!
– тут же потребовал он.
– А то уши отморозишь. Ходишь без шапки в такой мороз... Вот и сын у меня такой же, и прыщавый, как ты. Не слушается, болтается с кем попало. Эх, и что с вами делать?! Куда направляешься сейчас?
– Домой.
– Это правильно. Тут остановка трамвая недалеко, помнишь?
– Да, я запомнил.
– Денег, говоришь, нету?
Он порылся в карманах и протянул мне мятую бумажку.
– Вот, на трамвай хватит. И не болтайся больше по улицам!
– Спасибо!
– меня растрогал этот добрый и, кажется, не очень счастливый человек.
– Не говорите про меня, пожалуйста, никому, если спросят.
– А что я про тебя знаю?
– мужчина развернулся и пошел к гаражу.
– Вышел из автобуса, и нет тебя. Много вас таких тут бродит. Всех разве запомнишь...
Глава 37
Конечную двадцатого трамвая я нашел быстро. Попутчики из рейсового автобуса давно уехали в город. На остановке никого подозрительного я не заметил, но из предосторожности не пошел под козырек, а встал поодаль за ларьком, куда уже заползли ранние зимние сумерки. Теперь нужно решить, как использовать свою свободу, куда направиться, у кого искать помощи. В Никитский возвращаться нельзя - это ясно. Меня бы наверняка сцапали еще до того, как я увидел знакомые окна. О школе тоже можно забыть. О больнице - тем более. Самое лучшее - идти туда, где я никогда не был, где меньше всего ждут, и где я все-таки смогу найти помощь. Существовало только одно такое место. Но для этого нужно разыскать Воробья.