Ищу того, не знаю кого
Шрифт:
– А ты чего лежишь? – я толкнула Егора в бок.
– Я не мешаю женщине развлекаться! – бодро отчитался он, а я вздохнула. Все-то сама, все сама!
Махнула снова рукой – и мгновенно вокруг каждого из разбойничков взвихрилось по звенящей туче. В первый миг, если не знать, оно и непонятно вовсе, что за напасть.
Я-то знала… а потому последовавшие хлопки были вполне ожидаемы. Сначала, правда, мужички так опешили, что разок-другой каждый сам себя своей же дубинкой приложил – у кого куда пришлось: один в рожу себе, другой по заду…
Комарье болотное – оно дюже злое!
– А я не понял, – эдак раздумчиво протянул Егор, – это что же, меня тоже вчерась неспроста, значит, жрали-то?
– Ну что ты! – очень искренне, с самым честным лицом протянула я. – Я ж к тебе со всей душой!
– Ну-ну! – мрачно почесался парень.
Между тем до поляны добрались мои помощники.
…Какие нашлись, такие и добрались! Три мышиных скелетика, два птичьих, один беличий. Кого бы я еще среди леса-то поднимала?
Небрежным взмахом руки я отогнала комарье от разбойничков и поморщилась, обнаружив красные, расчесанные физиономии. Эх… ну, попробовать-то все равно можно, так ведь? Не мне, так другому кому, может, сгодятся!
– Вперед! – я кивнула своей маленькой костяной армии, и отважные помощники ринулись на врага… то есть на клиента.
Клиент попался неблагодарный. Едва завидев скелетиков, оба разбойничка в один голос завопили – и ринулись прочь с поляны.
Я засопела и обиженно обернулась к Егору. Тот, не вставая, вздохнул и описал рукой восьмерку в воздухе.
Сбежавшие разбойнички тут же снова выскочили к нам – с другого края поляны. Увидели нас, завопили, ровно жуть какая перед ними – и опять развернулись. Чтобы снова с прежней стороны выскочить.
Обидно, между прочим. Я тут, между прочим, сижу такая красивая, а эти еще нос воротят. Тоже мне!
– Молодец! – сдержанно похвалила я Егора. Тот только хмыкнул – сам, мол, знаю.
А помощнички мои на мужичков таки напрыгнули – и давай красоту наводить: коготками волосы причесывать, зубками бороды отгрызать… Мужички, в свою очередь, с воплями пытались отодрать от себя старательных парикмахеров.
Понаблюдав за действом еще немного, я сморщила нос. Нет, все-таки не выйдет женихов!
В этот миг первый из разбойничков, подскочив снова к нашему ложу, рухнул вдруг на колени.
– Пощади, добрая госпожа!
– Это он мне?! – я недоуменно хлопнула глазами и даже к Егору обернулась за подсказкой. Тот только плечами пожал:
– Ну не мне же!
– А кто знает! – запальчиво возразила я. Нет, ну правда! Доброй вот меня еще никто не называл!
– Пощади-и-и! – взвыл и второй, падая рядом. – Хошь, сами тебе последние рубахи отдадим? И дубинки! И порты! Что есть – отдадим!
– Хм, – я снова повернулась к Егору. – Тебе рубаху не надо?
– От эту? – он окинул слегка брезгливым взглядом обоих страдальцев.
– Ну. Чистая,
Парень снова оценивающе осмотрел разбойников.
– Да какие-то они не очень модные… ну нет. На это я пойтить не готов!
– Ишь, модник! – я неодобрительно покачала головой и снова перевела взгляд на мужичков. У ближайшего аж подбородок дрожал… впрочем, может, это оттого, что в бороде полевочка покойная запуталась. – Ну что, разбойнички! Разбойничать еще будем?
– Н-н-н-ни за ч-что! – хором провыли оба, стуча зубами.
– Вот это правильно! – покивала я. – Дело-то оно убыточное больно. Этак вот каждой встречной ведьме то порты, то рубаху… сами видите. Езжайте-ка вы лучше в село. Землю пахать будете. А то дрова рубить. Женитесь вон. Красавцы. Только чтоб мне баб не обижали! Я ж проверю.
“Красавцы” часто-часто закивали, и я прищелкнула пальцами, отпуская помощников. Скелетики мигом разбежались – почти все. Полевочка из бороды никак выпутаться не могла. Впрочем, бывшие разбойнички, не дожидаясь иной милости, рванули с поляны так, будто за ними сам батюшка-Кощей гонится.
А я оглянулась кругом, да позвала ласково.
– Дядько Леший! А дядько Леший! А поди-ка сюда!
Пенек на краю поляны открыл глаза и заморгал.
– А и чего тебе, девонька? – как-то заискивающе спросил он.
– Дядько Леший… а с чего это в твоем лесу к нам разбойнички-то вышли, а?
Дело-то оно какое: разбойники – они-то во всяком лесу завестись могут. А только без ведома хозяина им и не выйти никуда.
– А чего я! Чего! – вскинулся лешак. – Ну, пришли… так сами ж виноваты, кто ж им виноват!
Это что же – меня в качестве пугала использовали, чтоб от леса лиходеев отвадить? Ну… дядько!
– Должен будешь! – мрачно буркнула я, отворачиваясь.
19
Кот и ворон появились одновременно. Будто наперегонки мчались – кто первый хозяину или хозяйке весть донесет.
Правда, кот, который из кустов практически вылетел, будто до нашей поляны бежал-мчался, едва выйдя на открытое место, перешел на неторопливый, величественный шаг, молча приблизился к Егору, отерся о его ногу и только негромко хрипло мявкнул.
От ворона Прохора Григорьевича, спорхнувшего на мое плечо, такой немногословности ждать не приходилось.
Первым, однако, заговорил Егор, который при виде своего кота широко улыбнулся.
– Можно возвращаться. Отбыла маменька!
– И клубочек у порррога брррросила! – объявил ворон, довольный, что может сообщить что-то новое, и переступил на моем плече лапками.
Я поморщилась: когти у Прохора знатные, а рубашка на мне тонкая. Как пить дать, следы на коже останутся. И не отучишь этого паразита пернатого, его сам батюшка на плечо садиться приучал. Так батюшке-то что! Он бессмертный. И вообще сушеный.