Шрифт:
Дэниел Куинн. Измаил.
Часть 1
1
Когда я в первый раз прочел объявление, то просто задохнулся от ярости, плюнул, выругался и швырнул газету на пол. Однако даже этого мне показалось мало. Я снова схватил газету и поспешил на кухню, чтобы засунуть ее в помойное ведро. Ну и раз уж я оказался на кухне, то приготовил кое-какой завтрак и дал себе время немного остыть. Пока я ел, я думал о всяких посторонних вещах. Да, именно так. А потом вытащил газету из ведра и открыл ее на странице с частными объявлениями — просто
УЧИТЕЛЬ ищет ученика. Требуется искреннее желание спасти мир. Обращаться лично.
Искреннее желание спасти мир! Ничего себе! Просто блеск! Искреннее желание спасти мир? Великолепно! К полудню сотни придурков всех мастей, лунатиков, простофиль и прочих тупоголовых кретинов выстроятся в очередь, готовые отдать все на свете ради бесценной привилегии сидеть у ног какого-нибудь гуру, собравшегося осчастливить их откровением: все будет распрекрасно, стоит лишь каждому раскрыть объятия и облобызать соседа.
Вы удивляетесь: чего это он так возмущается? Откуда такой сарказм? Хороший вопрос. Я и сам его себе задаю.
Ответ на него лежит в прошлом. Лет двадцать назад я, как идиот, вбил себе в голову, что больше всего на свете хочу... найти учителя. Именно так! Я вообразил, будто жажду этого, будто нуждаюсь в наставнике. Чтобы он указал мне путь к тому, что может быть названо... спасением мира!
Глупо, верно? Я вел себя совсем по-детски, наивно, как простоватый неоперившийся юнец, а точнее, как полный тупица. А поскольку во всем остальном я человек вполне нормальный, то это требует объяснения.
Вот как все случилось.
Во время молодежной революции шестидесятых-семидесятых я был достаточно взрослым, чтобы понять, чего хотят эти ребята — а хотели они перевернуть мир вверх ногами, — и достаточно юным, чтобы верить, будто им это может удаться. Честно вам говорю: каждое утро, открывая глаза, я ожидал увидеть, что новая эра началась, что небо стало более синим, а трава — более зеленой. Я ожидал, что воздух наполнится смехом, а на улицах будут танцевать люди — не только дети, а все и каждый! Я не собираюсь извиняться за свою наивность: достаточно послушать песни тех времен, и вы поймете, что я был не один такой.
Потом однажды, когда мне было лет шестнадцать, я проснулся и понял, что новая эра и не думает начинаться. Ту революцию никто не подавлял: она просто сама собой выдохлась и превратилась в моду. Был ли я единственным человеком на свете, который почувствовал тогда разочарование и растерянность? Похоже, что так. Все остальные, видимо, сумели успешно избавиться от дури — их циничные усмешки ясно говорили: «А чего ты ожидал? Никогда ничего другого не было и не будет. Никто не лезет из кожи вон, чтобы спасти мир, да и всем на это наплевать. Это просто болтовня кучки бестолковых малолеток. Найди себе работу, заработай денег, вкалывай, пока тебе не стукнет шестьдесят, а там можно перебраться во Флориду и спокойно умереть».
Я не мог просто стряхнуть с себя иллюзии юности и в своей невинности решил, что должен же существовать кто-то обладающий неизреченной мудростью, кто-то способный развеять мои разочарование и растерянность — учитель.
Да только такого человека, конечно же, не нашлось.
Мне не нужен был ни гуру, ни мастер кунг-фу, ни духовный вождь. Я не собирался становиться чародеем, не намеревался изучать дзен-буддизм, медитировать или раскрывать свои чакры, чтобы узнать о прошлых инкарнациях. Последователи такого рода учений глубоко эгоистичны: все они озабочены собственным благополучием, а вовсе не спасением мира. Мне требовалось совсем другое, но ни в «Желтых страницах», ни где-либо еще ничего подходящего не находилось.
В «Паломничестве в страну Востока» Германа Гессе ничего не говорится о том, в чем же заключается великая мудрость Лео: ведь не мог же Гессе сказать нам о том, чего сам не знал. Он походил на меня — так же жаждал встретить кого-то вроде Лео, кого-то обладающего тайным знанием и мудростью, превосходящей его собственную. На самом деле, конечно, никакого тайного знания не существует — никому не известно что-то такое, чего нельзя найти на полках публичной библиотеки. Только я тогда этого не знал.
Вот и искал. Как ни глупо сейчас такое звучит, я искал. По сравнению с этим поиски Грааля показались бы вполне осмысленным занятием. Рассказывать о своих мытарствах я не стану: мне до сих пор говорить о них неприятно. Я искал до тех пор, пока не поумнел. Я перестал делать из себя посмешище, но что-то во мне умерло, — что-то, что было мне дорого и всегда вызывало у меня восхищение. На его месте образовался шрам — загрубевшая, но все еще болезненная кожа.
И вот теперь, через многие годы после того, как я потерял всякую надежду, какой-то шарлатан дает в газете объявление, обращенное к юному мечтателю, каким был я пятнадцать лет назад.
Только ведь все это не объясняет моего раздражения, верно?
Попробуйте взглянуть на это с такой точки зрения: вы давно влюблены в женщину, которая вас не замечает. Вы делаете все возможное, чтобы показать ей, какои вы достойный, какой прекрасный человек, как высоко должна цениться ваша любовь. И тут в один прекрасный день вы открываете газету и, просматривая частные объявления, обнаруживаете, что ваша возлюбленная ищет кого-нибудь, с кем могла бы разделить любовь.
О, я прекрасно понимаю, что пример неточен. С какой стати должен я ожидать, что неизвестный учитель обратится непосредственно ко мне, а не будет искать учеников с помощью объявления? И наоборот, если этот учитель — шарлатан, в чем я уверен, с какой стати мне желать, чтобы он обратился ко мне?
Ладно. Я вел себя неразумно. Такое случается, никуда не денешься.
2
И все-таки я должен был туда сходить, должен был удостовериться, что это очередное мошенничество. Вы же понимаете... Полминуты, один только взгляд, десяток сказанных им слов — и я пойму. Можно отправляться домой и выбросить все это из головы.
Приехав по адресу, я удивился, увидев перед собой самое обыкновенное конторское здание. В нем располагались офисы второразрядных маклеров, юристов, дантистов, частных детективов, туристическое агентство, приемная хиропрактика. Я ожидал обнаружить что-нибудь более импозантное — может быть, старинный особняк с обшитыми деревом стенами и с окнами, закрытыми ставнями. Мне нужна была комната 105; это оказалось помещение с тыльной стороны здания, выходящее окнами в узкий проезд. Вывеска на двери отсутствовала. Я толкнул створку и шагнул в огромную пустую комнату, которая явно была раньше несколькими меньшими помещениями: следы снесенных перегородок отчетливо виднелись на голом деревянном полу.