Ishmael
Шрифт:
— Уверен.
— Так к чему тогда мы с тобой пришли?
— Мы открыли для себя некоторые познания о том, как людям следует жить; более того, как они должны жить.
— Еще неделю назад ты говорил, что получить такое знание невозможно.
— Да, но...
— Да или нет?
— Да... но я не вижу... Подожди минутку.
— Можешь не торопиться.
— Я не вижу, как сделать это источником знаний вообще. Я хочу сказать, что не вижу способа применить это знание в общем плане, к другим вопросам.
—
— Нет, конечно.
— Тогда какой от них толк?
— Они нужны... Они позволяют нам летать.
— Закон, который мы с тобой обсуждали, позволяет видам, включая человека, выживать. Он не скажет вам, должны ли быть легализованы модифицирующие настроение препараты. Вы не узнаете благодаря ему, хорош или плох секс до брака. Из него не следует, правомерна или нет смертная казнь. Однако он скажет вам, как следует жить, если вы хотите избежать вымирания, и это самое важное и самое фундаментальное знание, в котором нуждается человечество.
— Все так. Но тем не менее...
— Что?
— Тем не менее люди моей культуры не признают его.
— Ты хочешь сказать, что люди твоей культуры не признают того, что мы с тобой тут выяснили?
— Именно.
— Давай уясним себе, что они примут и чего не примут. Сам по себе закон не может оспариваться. Он существует и действует в сообществе живых существ. Чего Согласные не признают, так это того, что он приложим к человеку.
— Правильно.
— Этому едва ли следует удивляться. Матушка Культура смогла примириться с тем, что родная планета человечества не центр мироздания, она в конце концов признала, что человек произошел из первобытной слизи, но она никогда не примет того факта, что он не является неподвластным ограничивающему его своеволие закону биологического сообщества. Такое признание было бы ее концом.
— Так что ты хочешь сказать? Что надежды нет?
— Ничего подобного. Несомненно, Матушку Культуру придется прикончить для того, чтобы вы могли выжить, и люди вашей культуры способны на такое. Матушка Культура живет только в ваших умах. Как только вы перестанете к ней прислушиваться, она исчезнет.
— Так-то оно так, но я не думаю, что люди позволят этому случиться.
Измаил пожал плечами.
— Тогда вместо них это сделает закон. Если они откажутся жить в соответствии с ним, они просто перестанут жить. Можно сказать, что таково одно из его самых основных действий: те, кто угрожает стабильности сообщества, отрицая закон, автоматически уничтожают себя.
— Согласные никогда этому не поверят.
— Вера тут ни при чем. С тем же успехом можно говорить о том, что человек, разбившийся, прыгнув со скалы, не верил в действие тяготения. Согласные уничтожают себя, и когда они в этом преуспеют, устойчивость биологического сообщества восстановится и вред, причиненный вами, начнет исправляться.
— Так и будет...
— С другой стороны, я думаю, что ты неоправданно пессимистичен. Мне кажется, существует много людей, понимающих, что дело неладно, и готовых услышать кое-что новое — даже стремящихся услышать что-то новое, вот как ты.
— Надеюсь, ты прав.
9
— Мне не очень нравится, как мы сформулировали закон, — сказал я.
— Почему?
— Мы говорим об одном законе, когда на самом деле их три. По крайней мере, я выделил три.
— Твои три закона — ветви, а на самом деле нужно обнаружить ствол, который выглядит примерно так: «Ни один вид не должен подчинять себе жизнь всего мира».
— Да, согласен: именно это обеспечивают правила компетенции.
— Я предложил тебе одну формулировку. Возможна и другая: «Мир не был создан для какого-то одного вида».
— Да. Тогда получается, что человек определенно не был создан для того, чтобы покорить мир и править им.
— Ты слишком далеко перескакиваешь. Согласно мифологии Согласных, мир нуждается во властителе, потому что боги плохо выполнили свою работу: созданным ими миром правит закон джунглей, хаос и анархия. Только было ли так на самом деле?
— Нет, все было в полном порядке. Это Согласные принесли в мир неразбериху.
— Закон, который мы с тобой обнаружили, был и остается вполне достаточным для биологического сообщества. Оно не нуждалось в человеке для наведения порядка.
— Ты прав.
10
— Люди вашей культуры фанатически отстаивают исключительность человека. Они отчаянно стремятся обнаружить пропасть между собой и остальными живыми существами. Этот миф о человеческом превосходстве служит оправданием того, что они творят с миром, как гитлеровский миф о превосходстве арийцев служил оправданием того, что нацизм творил с Европой. Однако в конце концов такая мифология не приносит глубокого удовлетворения. Согласные — безнадежно одинокие существа. Мир для них — враждебная территория, они всюду чувствуют себя оккупантами, враждебными окружению и изолированными от него собственной исключительностью.
— Все так, но к чему ты это говоришь?
Вместо того чтобы ответить на мой вопрос, Измаил сказал:
— Среди Несогласных преступления, психические болезни, самоубийства, наркомания встречаются очень редко. Как такое объясняет Матушка Культура?
— Я сказал бы... По-моему, Матушка Культура утверждает, что Несогласные просто слишком примитивны, чтобы у них все это было.
— Другими словами, преступность, безумие, самоубийства, наркотики — проявления высоко развитой культуры.
— Точно. Никто этого прямо не говорит, конечно, но понимается все именно так. Названные тобой явления — плата за прогресс.
— Существует почти полностью противоположное мнение, которое было широко распространено среди людей вашей культуры на протяжении столетия. Оно совершенно иначе объясняло, почему все эти вещи редки среди Несогласных.
Я на минуту задумался.
— Ты имеешь в виду концепцию «благородного дикаря»? Не могу сказать, что знаком с ней в деталях.
— Но какое-то понятие о ней у тебя имеется?