Исход эльфийского народа
Шрифт:
— Где Бенджамин?
— Уроки делает. Всё-таки ты рано, — вздохнула Элис. — Пойдём.
Они прошли в дальнюю комнату, замыкающую коридор. Когда-то это была комната отдыха — никто сюда не входил, когда генерал сидел в кресле и придавался размышлениям. Теперь же здесь просто гостиная с удобным рабочим столиком в углу.
Посреди комнаты вместо одинокого кресла теперь стояли напротив друг друга два диванчика. Между ними стеклянный журнальный столик с графином сока и утренней газетой. Бенджамин-младший уже сидел на диванчике лицом к двери, и, когда вошли родители, на его лице появилась неподдельная радость.
— Бенни, малыш, привет! — обрадовано сказал Джонсон, усаживаясь напротив. — Скучал?
Мальчик кивнул.
— А я тебе тут подарок принёс. — Немного повозившись, Джонсон достал из небольшой сумки пластиковую коробку с игрушечным роботом внутри. Протянул ребёнку. Тот был счастлив.
— А что надо сказать? — напомнила Элис, стоявшая у двери и на всякий случай наблюдавшая за бывшим мужем.
— Спасибо! — пискляво ответил малыш. Голос у него был совсем тонкий. И как только в школе не дразнят? Или дразнят?
— Как в школе дела? Как учёба? — поинтересовался генерал. — Не обижают?
— Не, — покачал головой Бенджамин. — Только физкультуру сдавать тяжело…
— Понимаю. Ну что ж. Какой ещё информацией поделишься?
Ребёнок озадаченно хлопал глазами.
— Информация — это то, что имеет смысл, — пояснил Джонсон.
— Информация бывает бессмысленной, — снова вмешалась Элис.
— Не мешай мне воспитывать ребёнка!
Джонсон отреагировал слишком резко. Элис этого не ожидала. Конечно, она не задумывалась о том, каково это жить вдали от своего ребёнка и знать, что его воспитывает кто-то другой. По крайней мере, её эта мысль посещала отнюдь не каждый день.
— Извини, — тихо произнесла она и вышла. Джонсон тоже быстро успокоился — он не ожидал, что Элис его поймёт. Но ведь понимает. До сих пор ловит его тайные эмоции, хотя в этом году они виделись лишь в третий раз.
Элис закрыла за собой дверь, оставив сына наедине с отцом, и вышла на кухню. Билли сидел у окна и тоскливо смотрел на улицу. Конечно, он мечтал о собственном ребёнке. Но ведь и Бенджамин ему уже стал почти как родной. Странно было наблюдать эту мужскую ревность, столь редкую и трогательную. Элис коснулась его плеча, желая приободрить. Билли накрыл пальцами её ладошку.
— Это ненадолго, — прошептала Элис.
— Ничего. — Билл улыбнулся. — Всё в порядке.
Через час Элис пошла обратно. Остановилась у двери в комнату. Прислушалась.
— …Она мне говорит: «Где мама?». А я ей: «Кошки съели»! — рассказывал за дверью Джонсон одну из своих многочисленных историй. Ребёнок смеялся от души. — Ну зачем ей мама, действительно, в такой-то момент?
Как бы ничего дурного не сказал. Элис отворила дверь и вошла. Джонсон повернулся к ней.
— Уже пора? — Он поднялся. Игрушечный робот бродил по столу, кружа вокруг опустошённого генералом графина. Джонсон проследил за взглядом женщины. — В горле пересохло, — поспешил оправдаться он. Повернулся к ребёнку. — Ну что, малыш. Пора прощаться. Расти большим и вкусным!
Он потрепал мальчика по волосам и пошёл прочь.
— Папа, — робко позвал Бенджамин. — Не уходи…
Джонсон остановился, глядя на него, и грустно вздохнул.
— Так надо.
— Я не хочу! — ребёнок вскочил и бросился к отцу. Джонсон обнял его.
— Надо, сынок. Надо. Не расстраивай маму. Защищай её. Ей совсем тоскливо, пусть не плачет в одиночестве сидя у окна. Обещаешь?
Бенджамин кивнул. Элис вздрогнула. Как он узнал?..
Джонсон отстранился от ребёнка и решительно вышел. Элис пошла следом. Наблюдала, как он обувается, как причёсывается перед зеркалом, как подходит к двери.
— Ну, так и будешь стоять? Закрой за мной дверь, я ухожу.
Элис словно очнулась, и подошла. Джонсон обернулся к ней, и неожиданно ему вдруг вспомнилось, как когда-то давно, лет десять назад, они стояли на Шифтонском мосту через полноводный Лейн и наблюдали, как садится солнце, прячась за небоскрёбами и огромными эстакадами Алаура, как отражаются его лучи в водной ряби и как тоскливо кричат чайки, парящие на встречных восходящих потоках. Дул тёплый ветер, и весь мир стал одновременно близким и далёким — словно исчезли все люди, и только эти двое остались наедине. Мир существовал только для этих двоих.
Бен отвернулся, открыл дверь и решительно вышел прочь.
Да, Вир за последние годы сильно изменился. Особенно неузнаваемыми стали, конечно, восточные районы, в своё время почти полностью разрушенные взрывом Эльфовой башни. Теперь здесь стремительно вырастали стеклянные небоскрёбы, нависая над прочими домами, построенными сотни, если не тысячи лет назад.
Впрочем, некоторые районы остались нетронутыми. Летрезен быстро нашёл дом Сэллиен — с виду тот совсем не изменился. Постучал в дверь и приготовился долго ждать. Герцог не сообщил о своём приезде в город. Однако дверь открылась почти тут же.
— Летти, милый, — радостно выпорхнула Сэллиен. Звук колокольчиков как всегда сопровождал её появление.
— Привет, Сэлли. Я вернулся.
Летрезен шагнул в её объятья, и они замерли на пороге, дав волю своим чувствам. Да, теперь они стали ещё ближе — у эльфов не принято спешить с отношениями, но война меняет даже самые консервативные взгляды. Через некоторое время они вошли внутрь: Летрезен отметил, что сад внутри дома стал ещё гуще, а молодой меллорн обзавёлся ещё более пышной кроной, раскинувшейся под потолком. Если приходить сюда каждый день, то изменения не видны. Но по прошествии нескольких месяцев разница становится очевидной. Сэллиен настоящая художница, всегда знает, чем ещё можно удивить.
Она смотрела на герцога испытующе и нетерпеливо.
— Здесь очень красиво, — потакая её желанию, ответил Летрезен и удостоился поцелуя. Он смотрел на её счастливое лицо и чувствовал, что за этой радостью на самом деле скрываются тревога и беспокойство. Ведь нет ничего страшнее неизвестности, что несёт эльфам каждый новый день.
Лёгкое дуновение, словно слабое дыхание, коснулось лица Летрезена. Он открыл глаза, всматриваясь в темноту. Откуда-то веяло прохладой. Рядышком спала Сэллиен, похожая на сказочную нимфу. Эльф осторожно приподнялся, стараясь не побеспокоить её сон. Встал с кровати и тихо отступил к двери.