Искатель, 2013 № 03
Шрифт:
Охранник подождал пять минут, слушая невнятные звуки и наблюдая, как мерно раскачивается брезент.
Нет, эта парочка не представляет опасности для объекта. Эти влюбленные туристы заняты конкретным делом. Им и завтра будет не до забора, котлована и спрятанных бочек…
Немного завидуя парню в палатке, Дробышев отполз на тропинку, встал, зажег фонарь и быстрым шагом пошел к воротам.
В двух километрах от объекта светились окна деревни Власюки. Юрию Ивановичу очень захотелось пойти туда и поближе познакомиться с народом. Там наверняка eсть молодые вдовушки
Дробышев вздохнул, зная, что никуда не пойдет. Покинуть свой пост — это почти дезертирство. А как бывший офицер, он умел стойко переносить «тяготы и лишения» воинской службы.
Добравшись до своей сторожки, Юрий Иванович лег спать, поставив будильник на четыре часа.
Он был уверен, что до рассвета ничего не случится…
После выхода из СИЗО антиквар Шатилов почти не отдыхал. Через день он появился в салоне «Сезам» и начал входить в курс дела.
А потом возник вопрос о свадебном путешествии Светланы и Вадика Дунаевых.
Они только начали проводить время в Ливадии, когда пришлось сорваться и срочно лететь в Москву.
Но теперь Шатилов настаивал, чтоб его дочь с мужем продолжили прерванный «медовый месяц».
Дунаевы согласились, но с одним условием — отдыхать они будут не в экзотическом Крыму, а в нашем родном Подмосковье.
Был известен даже точный адрес — деревня Власюки на реке Кривуши. Это где-то недалеко от Звенигорода…
Последняя партия отходов с химзавода «Клинвуд» прибыла в семь утра. Дробышев открыл ворота и запустил сразу все грузовики. Трое рабочих стали потихоньку, по доскам скатывать бочки в котлован и расставлять на свободные места.
К десяти утра работа была закончена. Шоферы и грузчики дождались Сойкина, получили от него щедрую оплату и уехали, обещая забыть все, что они делали здесь, у деревни Власюки.
Настроение у Василия Михайловича Сойкина было приподнятое. На пять часов вечера он заказал экскаватор. Тот самый, который копал этот котлован.
К вечеру все будет засыпано, и завтра можно будет разровнять участки бульдозером, завезти чернозем и засеять газон.
И через месяц здесь будет травка, как на футбольном поле.
Сойкин хотел подмигнуть охраннику, но неподвижный Дробышев испуганно смотрел вперед и вверх. Туда, где над забором росли три большие березы и огромный дуб.
Машинально посмотрев в эту же сторону, Василий Михайлович тоже замер. На толстой дубовой ветке, которая нависала над забором, лежал какой-то парень.
Этот тип влез сюда только что! Еще минуту назад его там не было. Сойкин точно помнил, что совсем недавно смотрел на этот красивый столетний дуб.
Сначала в руках у лазутчика был бинокль. Он смотрел на проселок вдоль леса, по которому на малой скорости удалялись грузовики. Потом он глянул в котлован, а затем на них — на Дробышева и на Сойкина.
Дальше началось ужасное!
Лежащий на ветке разведчик оставил в покое бинокль и достал из кармана куртки фотоаппарат.
Он сделал несколько снимков
Сойкин сразу оживился. Он не хотел оставлять явных улик. Василий Михайлович просто бросился за глиняный холмик, упал на землю и прикрыл голову руками.
А Дробышев, пряча лицо, метнулся к своему снайперскому «лежбищу» на земляном валу у котлована. Там на одеяле лежала винтовка с оптическим прицелом…
Они спали обнявшись.
Проснувшись, они были абсолютно счастливы. Им казалось, что этой ночью они прорвались в какой-то иной мир, где всегда будут восторг, радость и доброта.
Их разбудил тарахтящий шум моторов и противный скрип железных бочек, трущихся в кузовах грузовиков и скатывающихся по доскам в котлован.
Машины стояли всего в пятидесяти метрах от их любимой палатки. Грузчики спускали последние бочки и готовились в обратный путь…
Все мысли, чувства и эмоции Германа Мамочкина были заполнены воспоминаниями о вчерашней ночи. Это был праздник души и тела! Только эти моменты были в его жизни настоящими и великими! А все остальное смотрелось мелким, сухим, невзрачным и банальным.
Но потом Герману вспомнилась река Кривуша, где живая, теплая и чистая вода.
И опять у него закипела злость на буржуев, которые застроят берега коттеджами и убьют беззащитную речку.
Ирочка приоткрыла глаза и сразу же зажмурилась. Она начала мурлыкать, тискать Геру и щекотать его. Всем своим видом она требовала продолжения банкета! Но Мамочкин выскользнул из ее объятий и начал натягивать джинсы.
— Понимаешь, Иришка, я люблю тебя постоянно, но есть важные дела.
— К черту все дела, Гера! Я тебя хочу! Не уходи никуда. Или я обижусь.
— Не злись, Ирочка. Я тоже хочу. Но чуть потом. Тут работы на двадцать минут. Помоги мне, и все будет быстрее.
— Что надо делать?
— Ты вчера видела забор у реки.
— Забор как забор! Здесь коттеджи будут строить. Дорогу сделают. Для Власюков только лучше будет.
— Так, но не совсем. Они часть леса захватят, отрежут деревенским путь к воде, а речку загадят. В Кривуше чистейшая вода, а будет болото.
Ирине нравилась такая настойчивость будущего мужа. Она еще плохо знала Германа. Внешне он казался умным, добрым и мягкотелым. Как «маменькин сынок».
И фамилия Мамочкин очень шла ему. Ира даже представляла, как будет командовать мужем.
Но в этом разговоре о коттеджах Гера проявлял напор, злость и мужскую волю.
— Хорошо, Герман. Давай договоримся так — я помогаю тебе двадцать минут, а потом возвращаемся в палатку. И тогда ты весь мой!
— Я, Иринушка, всегда твой!
— А что сейчас делать? Как мне помогать?
— Я залезу на дуб у забора, а ты стой внизу и страхуй. Так надежней…
Забелина натянула на голое тело спортивные брюки и мятую футболку. Потом она сунула ноги в кроссовки и выползла из палатки. А Герман распихал по карманам куртки блокнот, бинокль, компас, фотокамеру…