Искатель, 2013 № 03
Шрифт:
Собакоголовый здоровяк тут же бросился к хитроумному устройству слева от очага и стал качать массивные кузнечные мехи. Пламя стремительно взметнулось вверх, и в котле что-то закипело. А галантный кот что-то мурлыкнул про «mon plaisir» и стал ловкими движениями своих мягких лапок освобождать Снежану от одежды. Она покраснела как рак, оказавшись полностью обнаженной, но, впрочем, скоро привыкла — никто на ее наготу не обращал внимания.
— С-с-секундочку, миледи, ос-сталось еще кое-что… — хитро блеснули в полутьме зеленые глазки Кота и указали на ослепительно сверкавший на обнаженной груди Снежаны серебряный крестик на цепочке из того же металла.
— Ах да, я понимаю… — прошептала
После этого она покорно легла на жертвенник и вложила и голову, и руки, и ноги в соответствующие выемки на мраморном ложе. Получилась фигура в виде пятиконечной звезды, вписанной в окружность.
— Р-р-р, госпожа, золото уже кипит! — рыкнул собакоголовый.
— Значит, пора! — торжественно воскликнула хозяйка и хлопнула в ладоши.
Факелы, как по команде, все одновременно погасли, осталось гореть только пламя очага. Кот взял флейту и заиграл на ней заунывный мотив, а незнакомка с портрета запела под струящуюся, как водный поток, мелодию высоким сочным сопрано. Слова гимна понять было совершенно невозможно, они были на каком-то шипящем незнакомом языке, но в самом заклинании и в мелодии чувствовалась седая, как сам мир, древность… Через некоторое время, не переставая петь, хозяйка взяла из лап собакоголового какой-то длинный черный предмет с костяной рукояткой в виде человеческого скелета со злобно ощерившим зубы черепом, и громким шепотом медленно произнесла:
— Жизнь одного — за жизнь другого! Hashd ash shu, Aesh Shamash!
Снежана не чувствовала страха и боли, наоборот, ароматные запахи и приятная музыка, продолжавшая звучать, хотя никто уже ни на чем не играл, усыпляли ее, и она видела происходящее словно в какой-то дымке или тумане. Она видела, как прислуга золотоволосой госпожи все время выливала в кипящий чан жидкость, как хозяйка опустила свои руки в чан и стала месить золотистую смесь, как баба тесто, как собакоголовый и Кот подносят какой-то сосуд, напоминающий дуршлаг, как она пропускает жидкость — кипящую, раскаленную докрасна — через этот сосуд и как из него выходят длинные и тонкие нити, которые Кот ловко наматывает на веретено, а оставшуюся жидкость собакоголовый переливает в небольшой котел. Потом колдунья садится в кресло, а собакоголовый уже подкатывает прялку на колесиках, и, продолжая петь, колдунья ткет и ткет из этих нитей длинную золотистую сеть, а потом готовая сеть куда-то уносится, но куда — этого Снежана уже не увидела: она сильнее и сильнее погружалась в омут приятной дремы, пока ее сознание не погрузилось во тьму…
Наконец тоннель закончился, и вслед за вороном Ганин влетел в длинный трапезный зал с огромным камином. Здесь его уже ждала Лилит вместе с Котом и Псом. Пес лежал у камина, и на его мягкой шкуре уютно покоились красивые, словно выточенные искусным мастером, белоснежные обнаженные ноги Лилит, которые тот периодически любовно лизал своим розовым мягким языком, как это любят делать, наверное, все собаки. Кот, уютно свернувшись калачиком, довольно мурлыкал у нее на коленях, подставляя свою пушистую шелковую спинку ласковым тонким ручкам золотоволосой красавицы.
Ганин приземлился прямо у ее ног.
— Я очень рада, что ты в добром здравии, возлюбленный Эш Шамаш, — сказала Лилит как ни в чем не бывало — спокойно, размеренно и по-королевски величественно. — Правда, ты потерял в размерах, но это поправимо… Ты уж извини, но пришлось тебе расстаться с телом — его восстановить уже было невозможно — еле двигающийся полутруп. Главное, душа уцелела — этого для нас достаточно! И, как я вижу,
Ворон вспыхнул фиолетово-лиловыми искрами и в одно мгновение обратился в горбатого клювоносового карлика с черными маленькими глазками и тонкими по-птичьи ручками и ножками, с иссиня-черными жидкими волосиками хохолком. Он бросился к очагу и снял с крючка котел, весь наполненный золотистой жидкостью, и не без труда поставил его прямо на стол. Затем хлопнул в ладоши, и в руках его оказалась длинная соломинка, из которых обычно пьют сок.
Ганина не нужно было просить дважды. Его уже тянули к странной жидкости неодолимые голод и жажда. Он чувствовал, что ему необходимо это выпить, иначе он умрет!
Он вспорхнул на стол и, жадно схватив соломинку, стал, швыркая и сопя, пить. Напиток напоминал чем-то глинтвейн, приторно-сладкий, обжигающе-горячий. Уже первые глотки золотистого напитка стали наполнять его неистовой жизненной силой. Он почувствовал, как начинает потихоньку расти и крепчать. Его тело раздувалось не только ввысь, но и вширь, сознание прояснялось, он становился все сильнее и сильнее. Вот уже он смог пересесть на стул, а потом и стоять на полу, вполне дотягиваясь до крышки стола. Вместо щупалец у него появились руки и ноги, череп оброс густой шелковистой шевелюрой. Лилит всякий раз удовлетворенно кивала, внимательно следя за изменениями во внешности Ганина.
Наконец жидкость в котелке закончилась.
— Красавец, нечего сказать! Вукху, зеркало!
Клювоносый выхватил из кармашка своего бархатного костюма с длинными, как птичий хвост, фалдами медное зеркало на длинной деревянной полированного дерева ручке, и Ганин с нетерпением взглянул в него… Вздох разочарования вырвался из его уст — там был опять проклятый Аполлон, с идеальными пропорциями тела, с налитыми кровью губами, румяными щеками и золотистыми кудрями, а глаза источали такой яркий солнечный свет, что белков вообще видно не было…
— Хорош, не правда ли? Не зря я столько колдовала! Но не это главное. Жизненная сила к тебе вернулась с избытком, пора действовать — и как можно скорее! Отец уже рвет и мечет, и рано или поздно он обнаружит тебя. Ищейки Сета возьмут след, и даже в моей цитадели мы не в безопасности.
— И что же нам тогда делать?
— Единственный мир, где ты будешь от него в безопасности, как это ни парадоксально, — твой собственный.
— Почему?
— Не спрашивай, долго объяснять… — с досадой махнула рукой Лилит, вставая. — В общем, его очень хорошо охраняют, причем так, что даже мой папаша со всей своей шайкой туда не может проникнуть — именно поэтому ему и понадобилась эта затея с портретом. Но чтобы он и туда не проник, его портрет, который ты почти дорисовал, надо уничтожить! Тогда ты захлопнешь Врата окончательно, и он тебя уже никогда не достанет, как и меня, потому что я тоже останусь там, в твоем мире… Мне даже страшно подумать, что со мной сделает отец, если я попаду в его лапы! В гневе он беспощаден! — Лилит, явно волнуясь, принялась ходить туда-сюда, как маятник.
— Но как же я его уничтожу? — развел руками Ганин. — Да и как его достану, если рисовал я его на небесах?!
— Не говори чепухи! — резко оборвала его Лилит. — Небеса — это иллюзия, недорисованный портрет по-прежнему стоит в библиотеке. А уничтожить его можешь ты так же легко, как обыкновенный, — достаточно просто его поджечь. Но поджечь его должен именно ты, своею собственной рукой! Портрет — твой, и только ТЫ можешь его уничтожить! Ни я, ни мои слуги, ни даже сам Сет, что может одним взглядом спалить весь ваш земной шар, не можем его даже поцарапать! Ты ЭТО понимаешь?