Искатель. 1962. Выпуск №5
Шрифт:
Костер разгорелся. От мокрой одежды потянулся, парок. Капитан достал из кармана плоскую фляжку, отвинтил крышку.
— Глотните, это подкрепит вас. А что касается будущего… — он вытащил из своего мешка отлично смазанный пистолет и несколько обойм. — Я думаю, нам удастся добыть какую-нибудь дичь.
Спирт обжег горло, разбежался теплом по телу.
Капитан вынул карту и при свете костра показал, где мы находимся. Это был довольно большой остров в западной части Баренцева моря, километрах в трехстах от материка. Дигирнес сказал, что нам следует идти на север к Шпицбергену —
— Никто не знает меры сил человеческих, — сказал Дигирнес. — Здесь, — Дигирнес указал на крошечный островок примерно на полпути к Шпицбергену, — здесь быЛа русская научная станция. Если даже люди теперь ушли, то мы все равно найдем там продовольствие и топливо. Это первый закон Арктики: оставлять все для возможного пришельца. В крайнем случае мы там перезимуем.
— Скажите, Дигирнес, — спросил я, — а здесь… на этом острове никого нет?
— Это ничья земля, — не сразу отозвался капитан. — Судя по карте и лоции, здесь нет людей. Я бы очень хотел, чтобы эти сведения оказались достоверными.
На следующий день было пасмурно. Чуть таяло. Под ногами проваливался мягкий снег.
Дигирнес, сверяясь с компасом, держал направление строго на север. Он шел быстро, чуть неуклюжей перевалистой походкой. Казалось, он хотел как можно скорей уйти от места, где погиб его корабль.
Все сильнее давал о себе знать голод. Выпитый утром спирт только разжег аппетит. Почти из-под ног вспорхнула стайка каких-то птиц, похожих на небольших уток. Не боясь людей, птицы снова опустились неподалеку. Остановив Дигирнеса, я потянулся к пистолету, но капитан решительно отвел мою руку.
— Не надо лишнего шума. Мы должны быть очень осторожны, мой друг…
К вечеру снова поднялся ветер. Метель застлала все вокруг, но капитан упрямо продолжал идти, ежеминутно сверяясь с компасом. Ветер пробирал до костей, однако все заглушало сосущее ощущение голода.
За стеной снега ничего не видно, кроме смутно темнеющей впереди фигуры Дигирнеса. Чувство времени потерялось. Кажется, что долгие годы мы идем по этой белой равнине. Мне уже все равно: придем ли мы куда-нибудь. Я только твердо знаю, что надо шагать, шагать и шагать без конца, потому что если я остановлюсь хоть на секунду, то потом уже не смогу двинуться с места.
Внезапно наталкиваюсь на какое-то препятствие. Очевидно, я все-таки задремал на ходу и уткнулся в спину Дигирнеса.
— На сегодня хватит, — говорит он. — Отдых.
Хочу тут же опуститься на снег, но капитан куда-то еще тянет меня. С подветренной стороны невысокого холма он быстро разбрасывает мягкий снег. Я машинально помогаю ему. Мы опускаемся в открытую яму. Здесь тихо. Метель проносится сверху. Дигирнес чем-то шуршит в темноте и сует мне остро пахнущую щепотку трубочного табака.
— Пожуйте, это заглушит голод…
Я предпочитаю закурить. Дигирнес не без колебаний отрывает четвертушку чистой страницы судового журнала. Закурив, чувствую себя вполне сносно. Только очень стынут ноги. Но Дигирнес знает, как помочь и этому. Он снимает свою куртку и накидывает ее, не надевая в рукава. Мне он предлагает сделать то же самое. Застегиваем все пуговицы на груди и засовываем ноги за спину друг другу. Получается, что мы лежим валетом в спальном мешке. Мои ноги согреваются у спины Дигирнеса.
— Спите… — говорит он. — Надо спать… Завтра…
Конца фразы я уже не слышу.
Проснувшись, я никак не могу сообразить, где нахожусь. Сверху навис белый снежный купол. Его намела за ночь метель. Дигирнеса рядом нет. Я пробил головой потолок «пещеры».
Снова серый пасмурный день. По-прежнему крутит вьюга. Дигирнес сидит на корточках, что-то колдуя с картой.
Болит голова. Во рту тяжелый медный вкус. Капитан протягивает фляжку.
— Выпейте… Два глотка, не больше… Будь у нас пища, мы просто переждали бы метель. А сейчас надо идти.
И снова нас обступает плотная стена вьюги.
«Сто сорок два, сто сорок три, сто сорок четыре…» — механически подсчитываю шаги.
Я сбиваюсь, перескакиваю через десятки и сотни и снова продолжаю бесконечный счет. Ни единого звука не пробивается сквозь шум вьюги. Кажется, там, за стеной метели, лежит земля мертвой тишины.
«…Четыре тысячи семьсот шестьдесят семь, четыре тысячи семьсот шестьдесят восемь, четыре тысячи семьсот шестьдесят девять…»
И вдруг… Я останавливаюсь. Сквозь шум ветра послышалея далекий собачий лай… Нет, это наверняка померещилось. «Четыре тысячи семьсот…» Но Дигирнес тоже останавливается и напряженно прислушивается. И снова сквозь вьюгу явственно доносится собачий лай.
Несколько секунд мы стоим неподвижно, потом, не сговариваясь, поворачиваем и бежим на этот звук.
Из-за пелены снега неожиданно вынырнула решетчатая радиомачта. В стороне темнел длинный приземистый барак. Из трубы валил разгоняемый ветром дым.
Осторожно, пригибаясь к земле, мы обогнули дом. Позади дома, у небольшой пристройки, стояли нарты с упряжкой собак. Чуть поодаль виднелась площадка с деревянными будочками на столбах — метеостанция.
Увидев нас, собаки залаяли с новой силой. Из пристройки вышел человек. Мы спрятались за угол дома. Человек внимательно осмотрелся вокруг, стараясь понять, что взволновало собак. Мы напряженно следили за ним.
Человек был в толстом свитере и брюках, заправленных в меховые сапоги. Самое обыкновенное, обветренное на морозе лицо под вязаной, как у лыжника, шапочкой. Кто он — друг или враг?
Человек наклонился и, успокаивая, ласково потрепал по шее вожака упряжки. Вероятно, это был простой симпатичный парень. Вот сейчас он с добродушной грубоватостью скажет;
— Цыц! Ну, что расходились, кабыздохи?!
Я невольно подался вперед.
— Куш! — сказал человек в свитере. — Klappt die Fressen zu die Sauhunde! [1]
1
Закройте пасти!