Искатель. 1970. Выпуск №5
Шрифт:
Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.
«Какая же ты мразь!» — брезгливо подумал Лобанов.
— Вам уже нечего его бояться, — сказал он.
Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы захотел, Так, по крайней мере, показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.
Семенов, еле
И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.
Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.
— Здравствуйте, Наталья Михайловна, — подходя, произнес он.
Волошина с улыбкой кивнула ему.
— Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.
— Ну, я пойду, коллега, — сказал человек в очках. — Мне надо еще проконсультироваться у хирургов. А вы, — он поднял пухлый, розовый палец, — обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Этот зубец вы помните? И ЗАБФ отрицательный и приподнят. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.
— Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.
— Прекрасно. Мы будем с вами союзники, — галантно поклонился толстяк. — Это меня успокаивает.
«Чего он выламывается? — неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. — Только не будь уж окончательным болваном», — сказал он себе.
— Вы мне хотели что-то сказать? — спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.
— Я?.. Я много чего хотел вам сказать, — неожиданно для самого себя сказал Лобанов.
Она рассмеялась.
— Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.
— Правда? Так я вас подвезу. Можно?
— О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.
— Все. Я вас жду. Там, в саду.
— Да, да. Я сейчас.
Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и огляделся. «Что же это такое? — растерянно подумал он. — Ведь она сейчас выйдет ко мне!» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.
А когда ее фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и белой вязаной шапочке появилась в дверях, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.
В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.
— Вы все успели сделать? — спросила Наташа.
— Да. Конечно, — ответил Лобанов.
Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его
Черная сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.
Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую, скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.
Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской.
— Никакой езды не стало, — досадливо проворчал молодой паренек-водитель.
— Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич», — усмехнулся Коршунов.
— Сергей Павлович, — наклонился к нему сидевший сзади Светлов, — уточнить бы приход поезда.
— Через три часа он должен быть в Рязани. А мы — через два с половиной. Так, что ли, Гена?
— Так точно, Сергей Павлович, — кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла. — Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.
— Гена-то не подведет, — заметил Светлов. — А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.
Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.
— Ну и печка у тебя, — проворчал он и уже деловитым тоном добавил: — Сейчас узнаем насчет поезда.
Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:
— Заробян?.. Коршунов говорит. Как там наш поезд?.. Уже прошел?.. Ага. Понятно. Следующая где?.. Так. Подключи меня в свою сеть и дай линейное отделение там. Потом мне нужна будет Рязань. Что у тебя еще?.. Так. Правильно. Ну давай. Жду. — И, не отрывая трубку от уха, он сказал Светлову: — Их ребята уже в поезде. К нашему приезду кое-что выяснят. — И тут же снова произнес в трубку: — Дежурный?.. Коршунов говорит…
Пока он вел переговоры, машина проскочила несколько бесконечно длинных улиц, сдержанно сигналя у перекрестков, где ее неизменно поджидал уже желтый глаз светофора. Наконец она нырнула под кольцевую магистраль, опоясывавшую Москву, и, набирая скорость, вылетела из города.
По сторонам замелькали пригородные поселки, затем потянулись заснеженные поля и унылые, продуваемые ветром, безлистые березовые рощи. Но на взгорках, припекаемых солнцем, уже проступила бурая прошлогодняя трава в слюдяных корочках тающего снега. В сыром, облачном небе с криком носились стаи галок и ворон. По Подмосковью шла весна.