Искатель. 1976. Выпуск №4
Шрифт:
Из оставшихся пяти кубиков снова беру первый попавшийся. Уже ничего не задумываю, просто неторопливо жду. Бортинженер…
«Это был сон. И это была явь. Это была мистика. И это было по сю сторону реальности». Или вообще ничего не было!
Должный строй мира: вне материи — пустота.
Приличествующий сознанию подход: «внутри пустоты» — оксюморность.
Естественная субординация: вещество как образ бытия — «поле как система связи — вакуум как нуль вещества или поля.
Мы мечтали внести коррекцию в эти три формулы.
«Содержание»
Доказать, что вакуум не нуль, но нулевое состояние энергии. Нулевое, однако же состояние.
И, таким образом, представить Вселенную как вакуумно-вещественный континуум, то есть мыслили такую субординацию: овеществленная энергия — энергия поля — вырожденная энергия.
Большего, полагали, не дано. Вышло: есть большее. Или есть вместо. Но ЧТО? Почему вместо вырожденной энергии мы обнаружили выродков нашего сознания?
Есть древний прием: высказаться — осознать. Уверен, что не получится. И тем не менее должен попытаться. Иначе безумие укоренится, а страх обернется ужасом.
Я попал в детство. Свое детство. Сознание раздвоилось. Я ощущал себя ребенком. Не в эмоциях и речениях, а тем, прошлым. Двадцать лет жизни исчезли. И параллельно видел себя со стороны. Облик соответствовал былому. Жидкие светлые волосики, короткие штанишки, колготки, бактерицидный клей на ободранных локтях… Похож на девочку… Стереофото из семейного альбома.
Мучила важная проблема: смесь вкусных вещей — вкусна ли? Например, ежевичное варенье, пикули и сырое песочное тесто. Или так: майонез, лимонный крем, гречневая каша с молоком. Странный был ребенок: любил каши. Смешать бы все в тазу! И есть ложкой. Останавливало одно: таз спрятан у мамы. Пахло ванильным мороженым.
Глубокомыслие отпустило: встретился с приятелями. Идиотизм заключался в следующем: моедетство, вернувшееся в абсолютном вакууме, пересеклось с детством экипажа. Не знал я их никого двадцать лет назад, вот беда! Познакомились на отборе. И детских фотографий не видел в жизни. Перед возвращением на Землю — когда обменивались «выродками» — описал каждого, каким лицезрел «во сне». Подтвердили. Их изумление — выше моего: сходство — до малейших деталей. И образ мыслей подобен. Насколько помнят себя.
Я впал в детство. Допускаю. Правильнее: «меня впали». Нечто воздействовало на мозг, высвобождая воспоминания. Бред, по сути своей: вокруг пустота. Но возьмем как гипотезу. А память шести человек — какв мою влезла? Семь ниточек, ведущих в полузабытое прошлое — неповторимое, у каждого свое и посторонним неведомое, — каксплелись?
Сидели рядком на скамеечке. Чинно, степенно — благовоспитанные детишки. Ногами болтали, рассуждали. Кто в носу ковырял, кто ногти грыз, кто укус комариный расчесывал. Дружки — любой скажет. А подружиться им — через двадцать лет!
Командир — вихрастый, штаны на помочах старомодных — вперехлест, гольфы сползли, настроен воинственно: чуть что — соседа локтем в бок.
Помощник — анемичный, вялый. Зовут «дистрофиком». Кожа тонка: на шее все жилки видно. Почти прозрачный.
Физик — конопатый до умопомрачения. За веснушками лица не видно. Огненные волосы не во все стороны, как у рыжих обыкновенно, а напротив — аккуратной челочкой. Вожак — Командир, но и этот из лидеров, за чужое верховодительство отчаянно переживает. Потому и любое слово — главарю наперекор.
Психолог — из тех, что в школе становятся круглыми отличниками и занудами. Все знает, но снисходительно молчит, если скажет что — обязательно проверенное и в точку. Таких родители с трех лет «по-взрослому» одевают, а с пяти уже на коррекцию зрения водят: читают все, что под руку попадается, даже кулинарные книги.
Техник меньше всех ростом, потому и ехиден. Нос острый, как у лисы, глаза — щелочки, рот от уха до уха. Первый подпевала Командира. Тот ему брезгливо потворствует, остальные — и я в том числе, не тот, который смотрит со стороны, а тот, что сидит на лавочке третьим справа, — ненавидят. В начальной школе потенциальный ябеда и подхалим. Лупить будут нещадно.
Наконец, Навигатор — «вещь в себе». Отрешен, суров, словно наперед известно: через пару десятков лет быть ему «звездным штурманом». Одна из редких натур: в цели жизни уверен с малолетства, идет к ней упорно и добивается максимального. Знает все о типах космических кораблей, о трехмерных лоциях, о системе координат в пространстве, любой разговор сводит к «эклиптике», «космовекторам». Любимое присловье: «Эх, суперсвет бы!» Как в воду смотрит: в числе первых окажется, кто пространство перехитрит.
А дебаты у нас нехитрые: спорим, какая игра лучше.
— Конструктор! — выкрикивает Физик, стремясь к приоритету.
— Смотря какой конструктор, — важно и снисходительно цедит Командир. — Конструкторы разные бывают.
— «Построй сам», — хихикает Техник. — Кубики. Робя, рыжий в кубики до сих пор играет!
— У-у, лиса! — Физик в гневе потрясает кулачками. — И не кубики вовсе — аналоговый на микротриггерах! Мне такой конструктор отец подарил. С полиэкраном!
Командир ощущает потребность в возврате инициативы.
— Хлам! — бросает он. — Ясли… «Живой мир» — это вещь. Нацепил шлем и крути ручки. Хошь — в космосе летишь, хошь — в джунглях крадешься. Не то что твои «тригры-мигры»!
— Хлам? — Глаза Физика стекленеют. — Да ты сам знаешь кто?
Спор грозит баталией. Вступаю я;
— Кончай, братцы! Тебе — то, рыжему — то. А я технические игры не люблю. Вот в «пришельцев» сыграть бы! Айда, а? Дистрофик водить будет. Он все равно прятаться не умеет, уши за парсек видны. Пусть «Центр» охраняет. Чур, я в дальнем патруле!