Искатель. 1977. Выпуск №1

Сименон Жорж

— Знаю, Тобор более чем на четыре часа опередил расчетное время.

Некоторое время оба молчали, глядя на экран.

— А знаете, Константин Дмитриевич, из вас мог бы получиться неплохой ученый, — неожиданно оживился Петрашевский.

— Ну, что вы, Акс… Аким Ксенофонтович, — быстро поправился альпинист.

— Серьезно. Я начал давно присматриваться к вам. Еще три года назад, когда мы пригласили вас, чтобы выработать у Тобора технику скалолазания. Вы очень проницательный молодой человек. У вас, батенька, аналитический склад ума, а это не так часто

встречается…

— Мое дело — горы, — пробормотал Костя, несколько сбитый с толку поворотом разговора.

Петрашевский улыбнулся:

— Горы без вас обойдутся.

— Они-то без меня — да, но не я без них…

— Вот что, голубчик, — решительно сказал Петрашевский. — Переходите-ка вы к нам, в ИСС. У нас, после того, как запустим этого красавца в серию, — кивнул он в сторону экрана, — работы ой сколько будет.

Альпинист покосился на собеседника: не смеется ли тот над ним?

— Ну какой из меня ученый, Аким Ксенофонтович? — проговорил он. — Да я себя тут, в зале, каким-то инородным толом чувствую, честное слово.

— И зря.

— Я со школьной математикой все время не в ладах был, — выложил альпинист.

— Не в математике дело. Знания — дело наживное. Главное — умение правильно мыслить. Вы, Костя, прямо-таки генератор идей. Такие люди нужны институту как воздух, — заключил Аким Ксенофонтович.

Между тем испытание продолжалось. Тобор преодолевал километр за километром, хотя ему сильно мешал не на шутку разыгравшийся ураган.

Кто-то из ученых заметил, что на этом участке Тобору сподручнее было бы перемещаться на гусеничном ходу. Реплика сыграла роль спички, поднесенной к сухому валежнику: в зало тотчас разгорелся спор.

Точнее сказать, то был отголосок и продолжение давних споров, которые, единожды начавшись, не затихали никогда. Они возникли, когда обсуждался вопрос, как должен перемещаться в пространстве Тобор, который только что покинул «материнское лоно» — камеру белкового синтеза.

Одни предлагали поставить Тобора на гусеницы, другие — на колесную площадку. Академик Петрашевский, бессменный координатор гигантского проекта «Тобор», выслушал всех и сказал:

— Шаги, шаги и только шаги! Бег — пожалуйста! Прыжки — превосходно! Природа за миллионы лет эволюции не придумала колеса, п это неспроста. Будущее — за шагающими и прыгающими механизмами…

Суровцеву припомнилось, как четыре года назад он переступил порог Института Самоорганизующихся Систем. Юный бионик только что окончил биологический факультет МГУ и получил — жутко ему повезло, просто сказочно, весь курс завидовал! — назначение в Зеленый городок.

Тогда споры о способе передвижения Тобора были в самом разгаре, и Иван без оглядки ринулся в них.

— К чему вообще Тобору ползать по земле? — сказал он однажды, когда Аким Ксенофонтович вошел в лабораторию. — Дадим ему крылья — пусть летает! Разве это сложно?

— Несложно, — согласился академик.

— Двигательный аппарат птицы давно промоделирован.

— И это верно, — охотно согласился Петрашевский и продолжал: — К этому нужно добавить,

коллега, что наши белковые неплохо ориентируются в пространстве. Тем более белковый такого класса, как Тобор. Но прежде мы должны научить его перемещаться по земле, да так, чтобы любая преграда была ему нипочем. Без такого умения пользы от нашего Тобора будет на грош — что на Земле, что в космическом поиске.

— Пролететь проще, чем пройти.

— Не всегда, — улыбнулся Аким Ксенофонтович. — Кроме того, некоторые планеты, которые предстоит осваивать, лишены атмосферы. Тогда как прикажете?

— Срастить модель с реактивным двигателем.

— Представьте, мы тоже думали об этом. Часть серии мы снабдим двигателями, часть — крыльями. Но это все потом, потом… — махнул рукой Петрашевский. — Самое трудное — научиться ходить, прыгать.

— Прыгать?

— Именно, коллега! Человечество толком не научилось этому за тысячи лет своего существования. Знали, скажем, греки секрет дальнего прыжка, о чем свидетельствуют летописи древних Олимпиад. А потом секрет был утерян. Ну к древним Олимпиадам мы еще вернемся, Иван Васильевич, — пообещал тогда Петрашевский, уходя из лаборатории.

Нужно сказать, слово свое, как и всегда, Аким Ксенофонтович сдержал…

* * *

…Странное состояние испытывал Тобор. Странное и непривычное. Каждая клеточка его великолепного тела, казалось, непрерывно наливается тяжестью. Да, именно так электронный мозг мог бы подытожить ощущения.

Но отвлекаться не было времени.

Путь Тобору преградила каменная стена. Инженеры испытательного полигона сварили ее из обломков диабазовой скалы. Им, кстати, помогали другие белковые машины — предшественники Тобора, составляющие славу и гордость Зеленого городка.

Сначала Тобор, преодолевая свое состояние, тщательно осмотрел препятствие. Обойти стену нельзя. В таком случае прикинем ее толщину. Тобор включил лазерный зонд. «Около десятка метров у основания», — пришел он к заключению.

Принялся торопливо перебирать варианты. Мозг работал, как всегда, четко, только вот тело слушалось его все хуже и хуже.

Сделать подкоп?

Чуткие щупальца Тобора протянулись к основанию стены. Они снова и снова мяли, расшатывали, рвали косную материю. Однако порода не поддавалась в точном соответствии с расчетами сопроматчиков.

Итак, оставалось единственное решение. Тобор пришел к нему довольно быстро, скостив с табло несколько штрафных очков, что вызвало ликование всех, кто собрался в сферозале.

Альпинист заерзал в кресле — снова пришел ему черед волноваться.

— Спокойно, Костя, — сказал Петрашевский, положив ему руку на плечо. — Будущий воспитатель белкового должен обладать железной выдержкой.

— Какова высота стены? — спросил Коновницын.

— Шестнадцать метров, — сказал Суровцев.

Тобор осторожно потрогал щупальцем острый алмазный шип. Такими типами была обильно усеяна почва у подножия стены. Видимо, он вычислял степень риска в случае падения со стены.